Почти все гонорары мои на это уходили! Но пришлось и остепениться: встретил Варвару Дмитриевну.
Услышав ее имя, Маркузе вздрогнул; сердце его сжалось. Варвара Дмитриевна, милая Варвара Дмитриевна!
Маркузе скрыл свое волнение. Для этого пришлось покривить душой:
– Позвольте признаться, что я восхищаюсь вашей семьей и очень счастлив, что вхож в ваш дом, – сказал он. – Сердцем отдыхаю и умиляюсь, когда вас посещаю. У вашей четы очень ровные, спокойные отношения, настоящий образец! И дочь ваша – такая славная!
Насчет дочери Маркузе, подружившийся с ней, конечно, не лукавил, а вот что до отношений меж ее родителями… В его присутствии Крестовские действительно вели себя друг с другом ровно и спокойно, Варвара Дмитриевна, как главная зачинательница семейных ссор, не позволяла себе выходить из границ подобающей при посторонних благовидности. Однако истинное положение дел уже было для Маркузе, равно как и для всех знакомых Крестовского, благодаря Лескову, секретом полишинеля; при Лескове-то, большом друге семьи, Варвара Дмитриевна не считала необходимым чиниться, она не знала, что он по-писательски болтлив.
Крестовский, уже с грустной улыбкой и оставив в покое свои усы, покачал головой.
– Увы! Образцовой, как вы сейчас сказали, нашу чету я бы остерегся называть. Это значило бы погрешить против истины.
– Отчего же? – Маркузе продолжал играть роль неосведомленного человека.
– Ввиду хвори, что настигла Варвару Дмитриевну, ее психическое состояние, как бы это сказать, несколько испортилось. Появилась у нее неуверенность в себе, а отсюда и неуверенность вообще в окружающей действительности и, собственно, неуверенность во мне. И все это вылилось в сомнения в моей супружеской верности.
– Ревность? «Чувство адское: оно вскипит в крови и, вызвав демонов, вселит их в рай любви».
– Это, кажется, из Бенедиктова?
– Совершенно верно.
– Хорошие строки. И вот это самое чувство адское овладело Варварой Дмитриевной, безо всякой почвы с моей стороны овладело, стоит сказать, если, конечно, вынести за скобки те вечера, что пропадал я в прежнее время в притонах, или ту ночь, что провел в полицейской части. Но ведь это в прошлом! Однако же и по сей день я вынужден терпеть демонов ревности, которые – о, конечно, против ее воли и желания! – в ней поселились. К тому же тут еще накладывается, пожалуй, и то, что Варвара Дмитриевна оставила театральные подмостки, а все ее существо актрисы требует сцен. Хотя бы сцен ревности. Признаться, я и в Варшаву в свое время согласился ненадолго отправиться, чтобы хотя бы немного отдохнуть от этих сцен. Так что, – развел руками Крестовский, – образец семьи вы увидели в нас безосновательно.
Маркузе было больно слушать такие жестокие слова о Варваре Дмитриевне. Крестовский обвинил во всех неладах ее одну, а сам выставил себя жертвой ее вздорности. Да еще и перед чужим человеком, коим он, Маркузе,