сидит юноша и торопливо записывает за ним. Еще этот юноша, когда папа отлучался или отвлекался, рисовал ей всякие уморительные фигурки зверей.
Все это могло показаться сном, ложным воспоминанием, как домовой, с которым она играла в малолетстве, – не мог же домовой быть в действительности. Но в подтверждение того, что юноша не являлся выдумкой, несколько нарисованных им картинок долгое время по счастливой случайности были у Мани: улыбающиеся лошади, кошки, носороги. Изображены они были безо всякой художественности, наспех, но смотрелись живо. Потом рисунки затерялись почти все, но остался самый смешной – длинношеий жираф с выпученными глазами, почему-то с полосками по туловищу, словно зебра. Бумажку с его изображением Маня приспособила в качестве закладки для своего дневника.
Судя по этим добрым животным, их автор тоже был добрым, хорошим человеком. Но кто он был? Ни имя его, ни причина его присутствия в доме Крестовских в памяти у Мани не запечатлелись. А спросить было не у кого.
Именно что не у кого! Так уж сложилась, не особенно весело, Манина жизнь. Потрясения, из-за которых жалела и гладила ее по голове рыжая соседка «с жирными глазами», оказались далеко не последними на ее, пока еще таком коротком, пути.
Во-первых, отец уехал из Петербурга и, у Мани имелось такое ощущение, совсем забыл про нее. Во всяком случае, писем от него почти не получалось. Маня обижалась, но оправдывала его, что он очень занят, ведь у офицеров жизнь вон какая сложная, походная и боевая.
А к удивлению всех окружающих, Крестовский и действительно стал офицером, променял жизнь литературную на жизнь армейскую. Он был определен юнкером в 14-й Уланский Ямбургский полк, стоявший в Гродненской губернии. То была мечта его детства – стать уланом, что и неудивительно: уланами служили и отец его, и дед. После написания и издания «Петербургских трущоб» и освобождения от семейных уз ничто не мешало ее осуществлению. Со спокойной душой отбыл он к месту своего назначения, в Западный край Российской Империи. Тем, что в столице остается его маленькая дочка, он нимало не смутился. Чай, не одна же она остается, а с матерью!
Матери, однако, тоже было не до Мани. Состояние Варвары Дмитриевны, после смерти младшей дочери и разрыва с мужем, предсказуемо ухудшилось. Болезнь с новой силой навалилась на женщину, ослабленную нервными переживаниями. Чтобы не смущать Маню своим угасающим видом, Варвара Дмитриевна сбыла ее на руки бабушке.
А затем случилось куда более страшное событие, чем отъезд отца, самое страшное, что может припасти для ребенка жестокосердая судьба. Мать умерла.
Вот такие потрясения.
Но они не ожесточили Маню Крестовскую, нет. Маня была милой девочкой и выросла в прекрасную, грациозную девушку, да еще и образованную.
Последнему поспособствовало то, что она проходила курс в Смольном институте благородных девиц. Кроме воспитания и преподавания хороших манер, каковые должны отличать благородных девиц (неспроста же