вдруг усмотрела шанс поддержать заблудшую овечку, не замечая, что бубенчик был – на её шее.
– Я редко встречаю человека, с кем хотелось бы непринуждённо говорить и с большим удовольствием слушать, – она вздохнула и внимательно посмотрела в скрытые в тени глаза, представляя, как на свету в них засветятся золотые прожилки. – Ты как интересная книга с полки старой библиотеки, где собрана эссенция литературного мира. Мне будет грустно, если разговор прервётся.
Потом немного помолчав, добавила вкрадчиво, будто ребёнок аккуратно прячет в ладошках бабочку, боясь сломать хрупкие крылышки:
– Ты похож на парня из моего детства, которого я забыла. И…. никогда не знала.
Степан Григорьев на доли секунды поменялся в лице.
– Ого, сказала как. Это здорово… Здорово, да? – Он расправил плечи. – Потому что ты мне никого не напоминаешь. То есть такие девушки… как ты, мне ещё не встречались, – он хлопнул себя по лбу, потянув рукой по лицу. Саша же подумала про себя, что он сейчас, дабы сгладить неловкость момента, начнёт выдумывать всевозможные комплименты. – М-да, звучит как отвратительно-банальный комплимент, но… так и есть.
– Ты первый мужчина, болтающий больше меня! – Заливчато рассмеялась девушка и легонько ткнула его в бок. Если закрыть глаза на мелкую дрожь в теле, какая случается от прочтения неожиданно умной, вдохновляющей, художественно поэтической книги, Саша на ничего под всем сказанным не подразумевала – ей было весело с ним, этим наигранным бунтарём, и только. Она росла ребёнком, который всегда находился либо под присмотром родных, либо военного водителя, и не знала предательств, не знала, что игры бывают жестокими. А Степан был неудержимым, сильным, горячим, импульсивным, умел казаться чутким и притягательно любезным, и это манило и удивляло – сколько всего может уместиться в одном человеке? Он рассказывал, как храбро справлялся с трудностями, и она верила, что он надёжен. Он говорил, как заботлив, и она находила в нём эти качества, с изумлением отмечая возрастающий интерес.
– Но я не так хорош, как ты думаешь. – Внезапно посерьёзнев, выпалил Степан. – На самом деле я бежал сюда от жизни, которая мне осточертела. Я погряз в отрыве, похоти и неразборчивости в пленительном море женщин…
Отшатнуться бы, почувствовав неладное, вспененную грязь, которую не отмыть! Но мужская сила, смешанная со страстью и честностью, с которой юноша предъявил предупреждающую информацию о своей жизни, до абсурда притягивали и заставляли довериться, ведь сокрытая правда вызывает порицание, а преподнесённое с долей самобичевания моральное уродство воспринимается обществом как покаяние и скорее потянет за собой социальное прощение, чем в первом случае.
Саша одёрнула руку, сделав шаг в сторону, чтобы даже лёгкое прикосновение рукавов не обожгло до кости, и, попав в холодный поток весеннего ветра, вспомнила об Алексее Вяземском. Было постыдно получать от общения со Степаном удовольствие, ведь она не могла быть такой лёгкой и общительной