лапник, разгрёб золу и, уложив свёртки, засыпал их сверху. А потом, прервав разговор, сходил в палатку и вернулся с пузырёчком спирта и кружкой воды, зачерпнутой в реке. Его грязный ноготь прижался к середине содержимого флакона.
– Ну… За братанов! – выдохнул он и отпил, а затем показал Кузе уровень, совпавший с ногтем.
– Честно говоря, Максим, я не пью… – начал Кузя, но, увидев изумившееся в презрении лицо собеседника, добавил, принимая флакон: – Однако за Серого и за других, кто погиб… братьев… надо выпить.
Кузя выпил причитавшееся под одобрительный взгляд.
– Мы ведь на всю империю прогремели! – похвалился Максим, занюхивая чёрствым хлебом.
– А Яруллина знаешь? – чавкнул Кузя после противного вкуса и запил водой.
– А кто его, п – — – а, не знал?! Он, с – а, столько наших закрыл не за х – , что на него многие зуб имели! Во! Вишь, клешня?! Я лично лапу жал Рыжему, который его замочил! Он щас на нарах, но в почёте – положняк.
– Пусть так! – согласился Кузя и, подав руку, предложил: – Тогда и я тебе лапу пожму, как пожал бы Рыжему.
– А Змея слыхал? – известил Максим, пожимая руку.
– Нет. А кто это?
– Это ещё тот п – -р! Чекист ё – — й! Всю зиму здесь околачивался. Б – -ь! Не нашлось смельчака, чтоб замочить его! Он, с – а, ещё больше наших закрыл! У него, б – -ь, любой повинуху малявил.
– И где он?
– А, как с – — – я, так тишина пошла… Да и некого больше закрывать стало.
– А откуда он?
– Моска-аль.
– Ничего-о! Допрыгается!
Максим, слегка окосевший, пустился рассказывать про братанов и их «подвиги». Кузя сначала слушал, а потом стал пропускать мимо ушей, размышляя о своём: «Спрашивать его о Михалыче, конечно, бессмысленно. Хоть мы и по одну сторону баррикад в отношениях с „красными“, но в отношении к воровству как способу жизни – по разные. Даже жаль, что эти „синие“ не хотят жить честно!..»
Максим прервал размышления:
– Чё затумакался?
– Да дело есть, – ответил Кузя, вставая.
– Если п – — ть, то здесь можешь, а п – — ть в дальняк двигай! – указал Мурзик.
– Как скажешь! – согласился Кузя.
Лесочками Кузя ушёл далеко без намерения возвращаться. Он понял, что спиртное на него бездейственно, и даже противный вкус моментально исчез, и позывы естественных надобностей – лишь в воспоминаниях. Он восстановил в памяти имена: Тихон, Фая-Рая, Потап-Игнат, Алиса и даже Федот.
* * *
В деревне Михалыча видимой деятельности на пожарище не обнаружилось. Обугленные брёвна зарастали травой, а на воротах было приколото постановление местной администрации о запрете заходить на территорию. Хотелось разыскать Михалыча, и досадовало, что никогда не бывал у него в квартире, – вот уж кто действительно был по одну сторону баррикад, на кого можно было положиться, кому можно было довериться без опасения предательства. Но адрес можно было узнать только на металлобазе. Однако идти туда было рискованно. Сам Тихон мог сообщить в полицию. Если же вместо