взглядом Кузя в оставшихся определил Яруллина и Быка.
– Вперёд! – скомандовал и Яруллин.
Бык, размер которого соответствовал кличке, вошёл в камеру и посетовал:
– А чё он в мокрухе?! Может, дохлый?
– Дохлого в – — -ь, п – — -с! Двигайся давай, п – — к, б – -ь! – заорал Яруллин.
Кузя попробовал двинуться, и, к его изумлению, это легко удалось без всякой боли – он лёг на бок, не решаясь на большее в риске новой отключки.
– Тёпленький! – обрадовался Бык, медленно приближаясь.
Кузя упёрся взглядом в его ноги, определяя момент удара, и время замедлилось…
За ударом ноги – по-боевому, как учили, – в коленную чашечку, последовали хруст и медленное падение Быка. В падении тот разинул рот и высунул язык, сопровождая растянутым нечленораздельным звуком, а потом – удар головой о бетонный пол, и судорожная гримаса, исказившая лицо.
Затянулась пауза.
– Ты чё там, Бык?! – гаркнул Яруллин.
Искажённая рожа ещё издавала какие-то хрипы, а Кузя медленно поднял торс и прижался спиной к железной скамье. Яруллин вошёл и, уставившись на Быка, снова гаркнул, поддев пинком:
– Ты чё, бычара, сдох, что ли?!
Отсутствие боли рассеивало остатки страха, и Кузя уже смотрел на врага, припомнив: «Каждый десантник – это боевая машина по уничтожению врага» – теперь ощутить себя боевой машиной было уже счастьем!
– Ты чё накосячил, урка! – злобно зарычал Яруллин, обратившись к Кузе, но, заметив на себе пристальный взгляд, вдруг попятился.
Кузя сжался, как пружина автомата, готовая к выстрелу, и, подавив в себе остатки страха, вскочил навстречу обидчику – в груди что-то неприятно ёкнуло, напомнили о себе сломанные пальцы, когда опёрся о скамью, поплыли круги перед глазами, но радовало то ли отсутствие боли, то ли возможность выплеснуть накипевшее, и заплывший взгляд уже по памяти рассчитал направление и дистанцию…
Яруллин выскочил за дверь и стал спешно закрывать её, но довершить начатое ему не удалось: Кузя, почти прыжком, ударил ногой по закрывающейся двери – ударил так, что она, распахнувшись до предела, с грохотом ударилась о стену коридора…
Выйдя в коридор, Кузя увидел лежащего Яруллина, мозги которого стекали по стене.
– Вот так просто? – спросил себя Кузя, глядя на поверженного врага.
Послышался топот ног по лестнице. Кузя щёлкнул выключателем – в камере свет погас, но осталась гореть лампочка в коридоре. Удар руки сшиб лампочку и вновь напомнил о сломанных пальцах: напомнил не болью, а их ватностью. Коридор должен был погрузиться во тьму, но Кузя всё видел в каком-то зеленоватом свете. Он видел, как тело Яруллина передёрнулось в конвульсиях, как в коридор вошли несколько человек и, блуждая глазами, позвали: «Товарищ полковник». Один из них приказал принести фонарь, но Кузя уже шёл им навстречу. Жажда расквитаться угасала с каждым наказанным, но Кузя не оставил без внимания ни одного оказавшегося рядом. Он уже старался не действовать правой, от которой росло