полицаев, с которыми снова придётся драться, – сделал вывод Кузя, – да ещё найдут детей и прилюдно растерзают!»
И всё же отмёл гнетущие мысли и пошёл к костру.
* * *
У костра на берегу никого не было. Да и костра не было: дымила куча елового лапника, возле которой грелись дымом болотные сапоги, надетые на колья. Поодаль, у видавшей виды палатки сидел обросший мужик и чистил рыбу.
Приближаясь, Кузя заметил, что под ногами ничто не хрустит, не шуршит, на что посторонний мог бы обратить внимание, а кроме того, показалось, что эту кучу с сапогами он когда-то уже видел. Он попытался вспомнить такое в бригаде – костры там, в самом деле, жгли, но обувь всегда сушили в вагончиках… Однако мнилось, что сапоги он видел в костре… Так и не вспомнив, остановился.
– Как улов? – огласил Кузя издалека.
Мужик оглянулся… посмотрел пристальней и, приглашая жестом, ответил:
– Хромай.
Кузя подошёл и присел рядом на корточки.
– Хватит на двоих, – буркнул мужик, продолжая чистить, выдав голосом, что не настолько он и стар.
Кузе хотелось задать массу вопросов, но, не зная с чего начать, молчал, разглядывая то ландшафт, то палатку, то дымящую кучу, то мужика. Бросился в глаза синий нос, наглядно говоривший о пристрастии.
– Заморился небось! – наконец выказал заботу Синий.
– Да есть немного, – соврал Кузя, удивляясь отсутствию голода.
– Ничё, братан! На мою феню рыба буром прёт! Я с братаном завсегда поделюсь!
– А ты один, что ли?
– Кривой в город подался: на шальную спереть что-нибудь. А я здесь шухерую на якоре. Он вечером подвалит, так что можешь похавать и покемарить в палатке, а вечером у – — -й, а то п – — – й навесит.
– А тебя как звать?
– Ты вишь руки в чехуе?! – показал мужик. – Почищу, тогда и покорефанимся. Иди пока лапника подбрось! А то загорится – сапогам п – — ц!
Кузя подбросил лапника, повернул сапоги другой стороной – да так и остался у дымящей кучи, чтобы сапоги не сгорели, как мнилось.
Почистив рыбу, Синий завернул её в лопуховые листья, затем, помыв руки в реке, обтёр травой.
Положив возле дымящей кучи лопуховые свёртки, он представился, подав руку:
– Мурзиком меня, а тя как?
Кузя пожал руку, неприятно влажную и слегка расслабленную, и замешкался, не зная, как представиться: то ли своим именем, то ли кличкой Упёртый, которая в детстве была во дворе.
– Кузя, – наконец выдавил он.
– Да х – с тобой! Кузя так Кузя, – согласился Мурзик, заметивший замешательство. – Меня тоже Максифимычем погоняли в прошлой житухе.
– Я… просто не привык… – пояснил Кузя.
– Ты не из наших, чё ли? С виду нормальный… свой чел, – Мурзик помедлил и вдавил: – Так ты кто?!
– Да работал раньше, а теперь… так получилось…
– А где в – — – л? – перебил Мурзик.
– На металлобазе, –