реакция Хардина на сообщение о том, что я хочу перебраться в филиал Vance Publishing в Сиэтле и что я хочу, чтобы он тоже туда поехал, хотя он во всеуслышание заявлял, что ненавидит этот город. Не знаю, что меня пугает больше. Когда я включаю свет в ванной и плещу холодной водой себе в лицо, то понимаю, что обвинения в нападении – самое худшее. Если Хардин окажется в тюрьме, я понятия не имею, что мне делать и что будет делать он. Даже мысль об этом вызывает у меня тошноту. Вспоминаю о просьбе Зеда о встрече и прокручиваю всевозможные варианты тем нашего разговора, особенно с учетом его фразы о «влюбленности по уши» в меня, сказанной во время нашей последней встречи.
Прижимаю висящее на стене полотенце к лицу и делаю глубокий вдох.
Должна ли я ответить Зеду или, по крайней мере, узнать то, чего он хочет? Может быть, он объяснит, почему он сказал Тристану про обвинения одно, а мне другое? Мне не очень удобно просить его не поступать так после того, как Хардин сильно избил его, но я люблю Хардина, а у Зеда были те же самые намерения, что и у Хардина в самом начале, – он стремился выиграть пари. Оба хороши.
Прежде чем успеваю хорошенько подумать о последствиях, я уже набираю эсэмэс. Я всего лишь пытаюсь помочь Хардину. Будь что будет, решаю я, нажимаю «Отправить» и переключаюсь на прическу и макияж.
Когда я вижу аккуратно сложенное одеяло на подлокотнике дивана, мое сердце стонет. Он ушел? Как мне с ним связаться…
Мягкий стук открывающихся полок на кухне возвращает меня к реальности. Войдя в темную кухню, включаю свет – и отец вздрагивает, с грохотом роняя ложку на кафельный пол.
– Извини, я старался вести себя потише, – говорит он, быстро наклоняясь.
– Ничего, все нормально. Я проснулась. Ты мог бы включить свет, – тихонько смеюсь я.
– Не хотел вас разбудить. Просто пытался сварить кофе; надеюсь, что ты не против.
– Конечно, нет. – Я ставлю кофейник и смотрю на часы. Через пятнадцать минут нужно разбудить Хардина.
– Какие у вас на сегодня планы? – спрашивает он с полным ртом любимых хлопьев Хардина.
– Ну, у меня сегодня занятия, а Хардина вызвали в ректорат на комиссию.
– На комиссию? Серьезно…
Я смотрю на отца, пытаясь понять, стоит ли ему рассказывать. Решив, что раз начала, то надо продолжать, я объясняю:
– Он подрался в кампусе.
– И из-за этого его вызвали на комиссию? В мое время бы погрозили пальцем, и все.
– Он разбил много вещей, дорогую частную собственность, и сломал парню нос.
Я вздыхаю, размешивая ложкой сахар в кофе. Мне сегодня потребуется много сил.
– Прекрасно. А из-за чего же была драка?
– Кажется, из-за меня. Он очень долго держался, но под конец не выдержал и… взорвался.
– Ну, я еще больше похож на него, чем думал прошлым вечером, – сияет отец.
Хотя мне приятно, что он тепло относится к моему парню, причина не очень достойная. Я не хочу, чтобы они сошлись на теме насилия.
Я качаю головой и проглатываю полкружки кофе, позволяя горячей жидкости успокоить расшатанные нервы.
– Откуда он? –