нахмурился он. – А где радостные крики, где «дядюшка Антон, ты круче Деда Мороза», где вот это вот всё? Это, между прочим, то ещё испытаньице было, почти как за жар-птицей ходить, искать её хер знает где, курицу эту общипанную. Чего кислая, Жанка? Вроде ж то достал. Или нет? – Он с сомнением глянул на коробку, потом вновь мазнул по мне взглядом.
– А толку, не поиграть теперь! Папа отобрал у нас приставку, – жалобным голосом сообщила Жанна. – Забрал и не отдаёт. Хотя я почти все тройки исправила, только химия осталась эта дурацкая! Ну и черчение, но там училка – тварь!
Лицо Антона вдруг потемнело.
– И что ты от меня хочешь? – бросил он резко похолодевшим тоном, но в тот же миг, скосив взгляд на Аню, взял себя в руки и одарил меня широкой улыбкой. – Слышь, «папа», верни детям игрушку, не будь извергом… Эй! Эй, эй, нет, не подходи, стой, где стоял! – вытянул он перед собой руку. Его лицо напряглось, в глазах вспыхнул опасный огонёк. Я замер с занесённой для очередного шага ногой и попятился.
Никаких сцен, пока здесь девочки.
Жанна с Инной выглядели смущёнными, Аня тоже переводила с Антона на меня ничего непонимающий взгляд. Из гостиной слышалась какая-то возня.
– Рудзинский, хватит разыгрывать комедию, давай спокойно поговорим… – начал было я, но тут мне на плечо упала рука.
– Какие лю-у-у-ди, это ж наша звезда, а мы тебя как раз вспоминали! Ну как, всё ещё на игле? Где пропадал-то в ту ночку, а то мы с Андрюхой всё ждали, ждали…
Борька? Вот скотина! И как они вдвоём его не удержали?! Он их там убил, что ли?
Я не успел вовремя среагировать, ухватил Борьку только за рукав свитера, но он легко вырвался и, пошатываясь, двинулся вперёд, раскинув руки для объятий. Прошли какие-то секунды, но для меня время будто бы замедлилось.
Вот на лице Инны мелькает паника, она хватает не успевшую ничего понять сестру за предплечье и силой уводит в сторону. Антон напрягается всем телом, готовый к атаке: кажется, будь у него шерсть, она сейчас встала бы гребнем. И без того круглые Анины глаза делаются ещё больше, она, будто в тумане, вцепляется своей ручкой в пальцы Антона. На скулах Рудзинского ходят желваки, губы сжаты, ноздри раздуваются, правая рука резко сжимается в кулак, глаза сощурены и сверкают, как у разъярённого буйвола, и я думаю только об одном – моя маленькая дочь в эпицентре всей этой заварушки, а Антон вот-вот впадёт в режим берсерка…
– Аня!
Дёргаюсь вперёд, в глазах темнеет от боли в ноге. Едва не падаю, меня подхватывают сзади. Жду звуки ударов, крики, но… ничего не происходит. Тишина.
– Я на секунду отвернулся, а он свалил… Сашке там на пейджер пришло, он отвлёкся, звонит своим… – виновато бормотал Сёма, поддерживая меня за локоть. Я не особо слушал его и силился сквозь пелену боли рассмотреть, что творится в прихожей.
– Тоха, мальчишка, ты ж нам всем родной, ты ж наша смена! Куда ж ты себя гробишь, родненький?! – орал Борька пьяным басом. Он сжимал Антона в объятиях, всхлипывал и с шумом хлопал его по спине. Тот,