нет. Я не хочу просыпаться и каждый раз гадать, уйдёшь ли ты через час. Я не хочу жить в страхе, что тебя снова не будет. Я не хочу делить тебя с этим…
– С этим я и есть, Адель.
Он сказал это тихо. Ровно. Как констатацию. Как приговор.
– Я этим живу. Я делаю то, что умею. И в этом мире это всё, что у меня есть. Либо ты принимаешь это, либо мне придётся оставить тебя.
Тишина повисла в воздухе. Она отступила на шаг. Глаза – сухие. Щёки – чуть побледнели.
– Ты даже не попробовал выбрать.
– Я выбрал. Я пришёл к тебе. Я остался. Я лег рядом. Я уснул. Это – был выбор. Но я не брошу то, что держит меня в этом мире.
Она отвернулась. Пошла к окну.
– Тогда иди, – сказала она тихо. – Делай, что умеешь.
Он встал. Медленно. Без звука… Надел костюм, пальто. Взял конверт. Остановился у двери.
– Я вернусь.
– Не обещай, – не оборачиваясь. – Ты не умеешь сдерживать это.
Он вышел. Дверь за ним закрылась. Глухо. Как будто снова закрылся целый мир. Адель не плакала. Не разбивала чашки. Не хлопала дверями. Просто стояла у окна, пока шаги Генри не исчезли в глубине улицы. Потом села. В кресло. В то самое, где он сидел ночью. Обняла колени. Закрыла глаза. Внутри не было истерики. Только гул. Странный, похожий на звон после удара по стеклу.
Он ушёл. Опять. Но теперь не просто – вышел по делу. Он вышел с условием. С выбором. И не выбрал её. Она не злилась. Это было хуже. Понимание. Полное, глухое, страшное. Он не станет другим. Ни завтра, ни через год. Ни с ней, ни без. Он может быть рядом – но он всегда будет снаружи. Её шатало внутри. От желания уйти. Уехать. Забыть. А потом – от мысли, что он вернётся, а её нет. И тогда он впервые действительно останется один. Вечером она разогрела чай. Не ужин. Чай. Села на кухне. Слушала, как тикают старые часы. Думала, что не выдержит. Потом – что выдержит всё. Потом – что уже решила. Когда стукнула входная дверь, она не пошла сразу. Только через минуту. Он стоял у стены, пальто снято, лицо ровное. Глаза —сухие, как всегда.
– Ты пришёл, – сказала она спокойно.
– Да.
– Я думала, не вернёшься.
– Я обещал.
Она кивнула. Прошла мимо. Села. Он – напротив. Минуту они сидели в тишине.
– Я останусь, – сказала она.
Он не ответил. Только слушал.
– Я не прощу. Не одобрю. И не забуду. Но я приму.
– Почему?
– Потому что ты вернулся.
Пауза.
– И потому что я знаю – ты не просил, но ты надеялся, что я останусь.
– Я не умею просить.
– Я знаю.
Они снова замолчали. Он встал. Подошёл. Не сел рядом. Просто достал из кармана маленькую бархатную коробку. Без жеста. Без взгляда. Без театра. Открыл. Протянул.
– Будешь?
Она не улыбнулась. Не ахнула. Просто взяла кольцо.
– Да.
Он закрыл коробку. Положил обратно в карман.
– Тогда я остаюсь.
Они больше не говорили. Только смотрели друг на друга.