с ромом. Он молча отпил. Тепло обожгло горло. Как будто внутри впервые что- то зашевелилось. Они не разговаривали. Час, два. Только редкие взгляды. Он курил, глядя в потолок. Она перелистывала книгу. Он закрыл глаза – и не заметил, как уснул. Впервые за год – не в кресле, не в машине, не на фоне боли. А здесь. В этом кресле. Под пледом. С её дыханием где- то рядом. Когда проснулся – было утро. Свет пробивался сквозь занавески. Адель спала на диване. Укрытая, тихая. Он не стал подходить. Просто сел. Достал сигарету. Закурил. Он не знал, что будет дальше. Но впервые за много месяцев – не боялся проснуться.
Он услышал, как вскипает вода. Крышка чайника постукивала в ритме дыхания старого дома. Адель уже была на ногах – босиком, в тонком сером халате, с собранными на затылке волосами. Он не видел её лица. Только лёгкое движение руки, когда она доставала чашку с верхней полки. Генри сидел в кресле, босыми ступнями касаясь холодного пола. Курил. На коленях лежал плед. Он даже не помнил, когда укрылся.
– Ты не ушёл, – сказала она, не оборачиваясь.
– Я не спал.
– Врал бы лучше.
– Не умею. Особенно тебе.
Она поставила чашку на стол. Вторая – перед ним. Не спрашивала: будешь ли. Знала. Он затушил сигарету в пустой пепельнице. Взял чашку. Горячая. Чёрный чай. Крепкий, без сахара.
– Здесь всё такое же, – сказал он.
– А ты – нет.
Он не ответил. Сделал глоток. Поставил чашку обратно. Пауза повисла между ними, как тёплый воздух над чайником.
– Мне казалось, ты не вернёшься…
– Я не вернулся.
– Тогда что это?
– Заблуждение.
– А для меня – память.
Она подошла ближе. Села напротив. Накрыла ладонью его руку. Он не отдёрнул. Не посмотрел.
– Ты всегда думаешь, что можешь уйти в тень и там исчезнуть. Но я тебя вижу даже в темноте.
– Не стоит.
– Я не прошу тебя остаться. Просто позволь себе быть здесь, пока ты всё ещё не пустой.
Он поднял взгляд. Впервые – прямо. С глазами, которые когда- то были мягче.
– Я боюсь.
– Я знаю.
– Боюсь, что, если останусь – потеряю себя.
– А если уйдёшь – ты потеряешь меня.
Он сжал её руку. Не сильно. Но так, как держатся на краю. Она ничего не сказала, но он все же остался.
День прошёл странно спокойно. Никаких звонков, никаких людей, никаких грязных улиц, пахнущих страхом и деньгами. Только чай. Только мягкое кресло и книги, которые никто не читал вслух. Генри почти не говорил. Он просто был. Рядом. Иногда смотрел на Адель, как будто она – не женщина, а последний шанс остаться внутри себя. Иногда просто слушал, как она ходит по комнате. Он читал. Точнее – держал книгу. Страницы менялись, но текст не цеплялся за разум. Ему было достаточно того, что никто не ждёт от него приказов. Вечером она приготовила ужин. Простой. Без вина. Без свечей. Просто еда. Он ел медленно, молча. Впервые за долгое время – не думая о завтрашнем