очень овалистой, высокой, с кучей фар и задней лесенкой на крышу к багажнику. В «дэлике» тряслись пассажиры – тот самый Москаль с приятелями, которые с самого начала взяли курс на гулянку и всё пытались останавливаться, фотографироваться и пить по методу Москаля через трубочки из льдин.
Спарка с таким экипажем вроде бы расслабляла и превращала поход в забаву, но и портила, сводила на нет могучую природу, таинство и труд дороги, да и надоедали остановки, выскакивания до ветру и потрата времени.
Торос отступил, залёг, и дорога пошла по синему пласту льда. «Дэлика» остановилась, вывалился Москаль с коньяком и трубочками, проковырял лёд и попытался выпить из огромной гладухи с криком: «Назар, ты ляж! Ляж и горизонт возьми!» Мощно тянуло простором, синевато вставали горы, и смешным, маленьким казался ножичек в руках Москаля, с игрушечным хрустом ковыряющим лёд. И коньяк в ледяном блюдице гляделся инородно жёлто и жалко.
Андрей даже вылезать не стал и не удержался, достал и протёр зеркальце, и оно прозрачно-чётко прозрело, и показалась Щучка, но не мордочкой, а целиком: она стояла на течении, нежно и очень красиво работая тельцем, хвостиком, так что плавники колыхались мягко и расходисто:
– Здравствуй, Андрей, что случилось или невзгода какая?
– Да нет, сударыня Щучка, вот еду, погода хорошая… Есть, правда, невзгода – аргиш с пассажирами. Один тут, из Кандакана, всё выпить силится, будто это стопка какая… Честно говоря, стыдно за них перед этими просторами…
– Да вижу я всё… Не кручинься, стопка – не сопка! А Кандакан – не стакан! Его не опрокинешь. С берегами сросся – не оторвешь… Ты сам, главное… не оторвись… В город особенно приедешь… Там у Карпыча погребец-то подходящий… Помни, у нас на тебя вся надежда! Доброго пути тебе.
– Всё нормально с машиной, если – через три дня в городу буду! Видишь, зима-то путя спрямлят! Зимник прямой, как стрела, режет, как алмаз по глади стекла!
– Не всяк укорот – рывок до ворот! Ну да езжай с богом!
На двухсотом километре зимник уходил на берег и, поднимаясь на плоскогорье, шёл строго на юг. В начале подъёма стоял обшарпанный синий щит с надписью: «Движение по автозимнику только автомобилям высокой проходимости (типа «Урал», КамАЗ, «Нива»). Скоростной режим не более 30 км в час. Максимальная полная масса т/с 25 тн. Движение в колонне числом не менее двух единиц».
Солнышко серебряно светило сквозь дымку, и по сторонам от него числом в две единицы семицветные скобки стояли в полнеба.
Горы были выше у рек, а на водоразделе припадали, и Андрей очень любил гору, которая стояла на границе этого спадания – с таёжным подножием, сабельно выгнутым склоном и белым нависающим лбом. Она стояла над лесотундрой, покрытой чахлыми свечеобразными лиственя́ми. И за этой горой уходили в горизонт ещё несколько сопок, таких же долгих и лобастых к северу – словно стадо белух, арктических белых дельфинов.
После заезда на коренной берег ехали медленно, переваливаясь