синеватой полосой вытянулся огромный лес. Откуда он только взялся? В конторе мне никто не говорил, что неподалеку от Мойшо́нди, где должна проходить ярмарка, есть такой большой лес. Но уже в следующее мгновение до меня дошло, что я сбился с пути, – и передо мной не что иное, как заповедный лес Мохонпура, что на северо-востоке от нашей конторы. В этой стороне не было протоптанных тропинок, да и люди особо тут не ходили. К тому же всё вокруг выглядело одинаково: те же низины из краснозема, те же чащи деревьев голголи и то же палящее солнце. Поэтому человеку, плохо знакомому с этой местностью, не составит большого труда потеряться тут.
Я натянул поводья и повернул обратно, примерно прикинув, в какую сторону нужно двигаться. Ехать на лошади в нужном направлении через этот незнакомый, огромный, непроходимый лес – всё равно что вести корабль по намеченному пути в открытом океане или управлять самолетом в бескрайнем небе. Сведущие в этом люди меня сразу поймут.
Опять ряды тех же выжженных солнцем безлистных кустарников, то же сладкое благоухание лесных цветов, те же гряды холмов, напоминающие горные цепи, и то же буйство красоты кроваво-красных соцветий дерева дхак. Уже перевалило за полдень, и я подумал, что было бы неплохо смочить горло водой, но тут же вспомнил, что ничего, кроме реки Каро, мне на пути не встретится, а река – далеко за пределами нашего поместья, из которого я всё никак не могу выехать. От этой мысли еще сильнее захотелось пить.
Я поручал Мукунде Чакладару установить на границах наших земель какой-нибудь опознавательный столб, флаг или что-то подобное, но, поскольку я никогда раньше сюда не доезжал, то не знал, что он не исполнил мое распоряжение. Наверное, подумал, мол, калькуттский господин управляющий не станет утруждать себя поездкой в такую глушь, чтобы проверить его, а сам посчитал установку какого бы то ни было опознавательного знака излишней – пусть всё как было, так и останется.
Когда наконец я пересек наши границы, то увидел, как где-то неподалеку поднимается дым, и поехал в ту сторону. В лесу сидела группа мужчин и заготавливала древесный уголь, который зимой они будут разносить по деревням и продавать. В этих краях зимой бедняки спасались от холода, разжигая уголь в глиняных горшках; и хотя четыре килограмма древесного угля стоили пайсу, многие не могли себе это позволить. Мне было сложно понять толк в тяжелом труде по изготовлению древесного угля, который они продадут за пайсу[36], но она здесь была в разы ценнее, чем в Бенгалии, и, только приехав сюда, я это осознал.
Мужчины сидели под навесом из сухого тростника и соломы в чаще из деревьев хурмы и миробалана и ели кукурузу вместе с солью, обернув ее молодыми листьями сала. Неподалеку в большой яме горели поленья, и какой-то паренек то и дело переворачивал их длинной палкой из салового дерева.
– А что это горит в яме? – спросил я.
Прекратив есть, они тут же повставали со своих мест и, испуганно глядя на меня, ответили: «Древесный