перемешивал и пробовал варево, раз за разом разочарованно цокая языком и добавляя какой-то порошок.
– А потом?
– Сотник предложил плюнуть на мирных и потравить колодец.
– Этот ублюдок ещё жив? – Юджен скривился. – Мы вроде как на стороне простолюдинов.
– Жив, а что? Вон ходит, варит что-то. Говорит, супец поднимет боевой дух ребят.
– Грибы по-другому работают.
Хорас тихо засмеялся.
– Пусть мужичьё развлекается. Несколько дней в запасе у них есть. Колодец мы, конечно, травить не будем…
Как и ожидалось от человека, что стоял так высоко в иерархии верных.
– Рассказывай, что придумал, – Ремесленник зябко поёжился, кутаясь в плащ.
Путевой месяц в этом году выдался на редкость холодным и слякотным. Может, на сытом юго-востоке и царило второе лето, но здесь, за границей топей, осень безоговорочно вступила свои права и заливала дождями города и станицы. Кусачий ветер задувал под плащи, и над пригорком то и дела слышались чихи и сдавленные ругательства. Здоровье верных, закалённых невзгодами, это едва ли могло попортить, но боевой дух в лагере портился на глазах.
– Пока ждали вас, у меня было достаточно времени побродить по окрестностям и найти место… Впрочем, нет. Не так. Давай зайду с другой стороны, дружище. Ответь: ты можешь чувствовать старые захоронения?
– Конечно. И старые, и новые – были бы кости.
– Есть ли какие-то ограничения, что помешают тебе поднять скелет?
– Конечно, – любому другому Юджен ответил бы иначе, но Хорасу он доверял. – Чем меньше на материале осталось мышц, тем проще будет работать. Также мне пока с трудом даются массивные создания, после них непросто восстановится.
– Повезло нам с тобой. Прогуляемся на рассвете?
Он разбудил Юджена затемно, когда лес был немым и пугающим, а дозорные на стене – преступно уставшими. Их воспалённые глаза, без сомнений, устали всматриваться в туманную хмарь, что застилала пространство под стенами Гурима, и если бы даже выхватили две фигуры, что испарились в подлеске, то едва ли стали сильно беспокоиться. Кто-то решил отойти отлить? И что? Пусть сволочей хоть гидра задерёт, или что там ещё обитало, в проклятой утробе северного леса.
Верные шли долго, порой с трудом прокладывая путь сквозь увядающие папоротники и кусты алого боярышника. Рассвет постепенно разгорался и пронзал пучками света сумрачный полог бурелома, густого и гниющего. Путь Юджена и его соратника вёл к низине, сокрытой за трухлявыми пнями и деревьями настолько древними, что, если бы не тусклая зелень хвои, казались мёртвыми. Сапоги вязли в сочившемся влагой сфагнуме, верные спотыкались о звериные норы, но шли, шли и шли, пока не спустились к самому подножию леса. Отчего-то здесь вода не стояла, будто почву под низиной магическим образом подменили на камень и укрепили так же основательно, как стены Гурима – младшей из двух исакатских твердынь. Юджен спустился на самое дно и почувствовал,