язвы. Люди стали умирать, угасать за пару недель; вот тогда и пришёл страх.
– Что-то такое я слышал от бабки, – Юджен уселся на землю и, следуя примеру Хораса, погрузил ладони в хвою. – Про чёрные болячки она говорила часто: пугала, чтобы не сбегал в лес от научения.
– Моему предку довелось видеть тела заражённых. Наделённый волей спасителя, он был защищён от заразы и начал изучать её. Именно от него пошло учение о гуримской язве, знание, которое он передал своему сыну. Сын тот вырос, сам стал отцом и рассказал о поветрии первенцу, и так, по цепочке, владетелем знания о море стал я. Наследник мора. Целитель.
Хорас усмехнулся.
– Очень лестно зваться отпрыском уникального рода, чьи потомки один за другим завоёвывали честь принимать дар спасителя. Бог благоволит мне, верный. Благословляет на то, чтобы развивать умения. Но и ответственность соразмерна: я должен множить знания о телах человеческих и о силах, что их разлагают.
Юджен скосил глаза и увидел, как конопатые пальцы Хораса скрючились и впились в тело земли.
– Мы, люди рода ис-Гирд, научились многому. Умели лечить наложением рук, но при этом понимали, как убить без ножа или пики. Дружище, а тебе говорили, что гуримская язва может прожить гораздо дольше своего носителя?
– Нет.
– Болезнь пожирает тело без остатка. Когда заражённый угасает, она продолжает питаться его мясом, сухожилиями, хрящами и даже костями. Язва не торопится: куда ей?
И тут Юджен подскочил, будто ошпаренный. Ему было глубоко насрать на дальнейшие излияния соратника. Кажется, он даже случайно задел его сапогом, когда споткнулся, упал носом в сфагнум и на четвереньках пополз наверх – подальше от проклятой ямы. Кажется, Хорас что-то крикнул ему вслед, но юноша не отреагировал. Он вскочил на ноги и, матерясь, добрался до высоких сосен, что молчаливой стражей окружали…
Могильник.
Дыхание вырывалось наружу со свистом, хотелось орать, но Юджен превозмог низменный порыв. Он вцепился в кору и уткнулся в неё лбом; стукнулся раз, другой, чтобы успокоиться, и почувствовал, как кожа липнет к стволу; клейкие капли наполнили лёгкие приятным, успокаивающим ароматом.
«Спаситель, прости мне эту слабость», – взмолился юноша и зажмурился, опасаясь взрыва боли. Ничего не произошло. Что ж, он сам покарал себя, рассадив лоб и опозорившись перед другим одарённым. Лоб заживет. А вот стыд… Уязвлённая гордость и поруганное чувство собственной исключительности жалили Ремесленника больнее тысячи стрел. Он мечтал вселять в людей веру и ужас словами да действиями, а сам в итоге испугался собственных мыслей.
Он вновь уткнулся лбом о дерево и зарычал. Отлепился от сосны и поспешно спустился обратно. Ремесленник сел рядом с Хорасом, избегая встречаться с ним взглядом, и сказал:
– Я слишком поздно понял, что зараза не страшна, ибо заперта глубоко под землёй. Просто минутная слабость.
– Ты молод и горяч. Это простительно, – ровно ответил Целитель.
В