что все это лишь признаки усталости. Что если ты просто впадаешь во что-то типа осенней депрессии, и именно поэтому твои тревоги приобретают такую странную форму.
– Ой, да брось, – вмешалась Лена. – Ты разве не слышишь, он действительно понимает, о чем говорит, посмотри на его лицо, он совершенно серьезен. Невозможно спутать такие вещи. Что если это на самом деле важно, а когда ты говоришь не заморачиваться, он может упустить что-то очень значимое, понял? Ты разве не помнишь, как мне снился сон, в котором тебя едва не сбила машина, а потом еще, помнишь, ты действительно едва не попал под тот жуткий черный седан, потому что все время витаешь в облаках и не смотришь под ноги. Так вот, я думаю, что если в твоем сне, Никита, кто-то смотрит на тебя таким холодным взглядом, то вполне возможно, что это какой-то опасный человек, с которым тебе стоит быть осторожнее, ясно? Или же наоборот, эй, что если это кто-то очень важный для тебя, но совершенно к тебе безразличный, и все же, у него есть какое-то сообщение, которое необходимо тебе передать, но он так боится обнаружить свое существование, что даже его глаза леденеют, потому-то тебе и кажется, что это мрамор. Как тебе это нравится?
– Ну не знаю, – ответил Макс. – Лично я считаю, что это уж полная чушь. Если бы кто-то хотел передать ему сообщение, так почему же он просто не подойдет к нему? Я просто хочу сказать, что не вижу никакого смысла в том, чтобы каждый раз мучить его этим страшным взглядом. Хотя, в конце концов, я думаю, ты права, и этот человек действительно опасен.
– Я очень устаю от этого, – ответил я и проглотил свой напиток. – Эй, а что, печенья кончились?
– Ну ты и проглот, – воскликнула Лена и, хихикая, хлопнула Макса по плечу. Макс хихикнул в ответ.
Дома стоял запах ранних весенних цветов – запах, доносившийся из спальни брата и Ольги. Я решил, что они, должно быть, ушли на мероприятие, которое устраивало издательство, где работает брат. Поскольку я был совершенно один, я позволил себе войти в их комнату и теперь открывал и нюхал каждый из флакончиков, стоящих на невысоком столике у окна. Некоторые из них были выполнены из стекла, и мне нравилось трогать их бока, принимающие самые разные формы. Флаконы были гранеными или округлыми, а другие немного шероховатыми. Еще был один, особенно мне нравившийся, пузатый флакон, выполненный из странного стекла, которое казалось более гладким и глянцевым, чем остальные. Его горлышко было очень узким, затем шли резкие, точно шпильки, изгибы, а самое его основание было округлым и гладким. Между каплеобразной крышкой и поршнем распылителя висел пучок тонких, но тяжелых нитей, собранных в кисточку чем-то вроде глянцевой пуговицы. Флакон казался мне особенным, и я знал, что именно из него доносился этот свежий цветочный аромат, совершенно не сладкий, и от этого казавшийся еще более естественным. Этот аромат носили и брат, и Ольга, именно поэтому запах, стоявший в квартире, был таким плотным и четко различимым.
Возможно из-за того, что я был