переводившихся туда на добровольных основаниях. Состояние анархии, постепенно охватывавшее армию, весьма способствовало подобной «миграции» кадров; воинские части, присваивавшие себе названия «дружин смерти», «батальонов чести» и тому подобное, возникали стихийно то тут, то там.
На наивысший уровень организации этот процесс, впоследствии приведший к возникновению Добровольческой армии, вышел в 8-й армии, возглавляемой Л. Корниловым. Мой читатель наверняка помнит 8-ю армию: изначально она пребывала под началом А. Брусилова, который разрабатывал план Луцкого прорыва, а когда тот получил повышение (и подкрепления), осуществила его – под командованием видного в будущем белогвардейца, генерала А. Каледина. Л. Корнилов, приняв 8-ю армию, считавшуюся на тот момент лучшей по своим боевым и моральным качествам, с энтузиазмом, отличавшим всякое его начинание, принялся за формирование «ударных частей». Доклад капитана разведывательного отделения штаба 8-й армии М. Неженцева «Главнейшая причина пассивности нашей армии и меры противодействия ей», датированный 2 мая 1917 г., предусматривал создание отборных частей, которые своим личным примером увлекали бы остальные войска в атаку и всячески, в том числе и карательными методами, способствовали бы повышению боевого духа.
Здесь нужно провести разграничительные линии, которые дали бы ясное понимание того, почему самые разнородные и зачастую враждебные друг другу фракции настаивали на создании «ударных групп». Подавляющее большинство солдат, давно тяготившееся войной, попросту хотело переложить ответственность на тех, кому ещё хотелось поучаствовать в самоубийственных атаках на вражеские позиции. Избавившись от «беспокойных» в составе собственных рот и батальонов, они легко и с чистой совестью могли бы саботировать любые приказы, приходящие сверху.
А. Брусилов, как и Временное правительство, желал выполнить «союзнические обязательства», одержать ещё несколько побед над умирающей австро-венгерской армией – и, получив повышение, украсить собственную героическую грудь очередным орденом. Последние, как известно, превосходно смотрятся, позволяя выглядеть весьма прилично даже на светском балу, данном в самых высших кругах, а мемуары, написанные орденоносным полководцем, гораздо лучше продаются. Эти мотивы, вне всякого сомнения, доминировали в его мозгу, и едва ли найдётся в мире хоть один военный, который упрекнёт его за подобный образ мышления.
Л. Корнилов во многом походил на А. Брусилова, но цели этих генералов существенно разнились. По словам А. Брусилова, Л. Корнилов был смелым человеком, которого любили его солдаты – в том числе и за то, что он не боялся пуль и нередко появлялся на передовой, не стесняясь осуществлять и непосредственное командование мелкими стычками, а когда это являлось необходимым – даже принимать в них участие.
Конечно, Л. Корнилов был неоднократно наказан за подобное безрассудство – ещё в 1914 г., после значительных успехов, достигнутых в ходе Галисийской битвы, он двинул