и наносил грубые короткие мазки, торопясь запечатлеть изменчивый свет.
Когда он снова обратил внимание на товарища, то обнаружил, что в тележке возвышается приличный стог сена.
– Боже мой! – воскликнул он. – Ты же устал. Остановись на минутку, Эд, отдохни.
– Я только в раж вошел, – ответил тот, закидывая очередную копну за высокий борт тележки.
Ларри засмотрелся на него, восхищенный подобной самодисциплиной. Поразительная трудоспособность для человека, которому ничем неохота заниматься!
– Знаешь, как называется то, что ты сейчас делаешь?
– Как? – обернулся Эд, не выпуская из рук вил.
– Это называется искуплением. Ты расплачиваешься за грехи.
– Ну нет, – возразил Эд, – это у вас так, у верующих, а мне за грехи платить не надо. Они у меня бесплатные.
Ларри засмеялся и вернулся к картине.
В полдень появился Диккинсон с корзинкой:
– Милая Мэри над вами сжалилась.
Они втроем уселись в тени тележки с сеном, чтобы съесть хлеб с сыром и выпить сидра. Ларри глянул на Эда: тот раскинулся на скошенной траве, с аппетитом жуя пышный домашний хлеб. На лице и плечах у него подсыхали капли пота.
– Ты похож на красивое здоровое животное, – сказал он.
– Вот и прекрасно, – ответил Эд.
Рекс подошел к мольберту.
– Прямо Сезанн, – похвалил он.
– Стоило вообще мучиться? – усмехнулся Ларри. – Все это уже писали, и намного лучше.
Рекс окинул взглядом молчаливый пейзаж:
– И не подумаешь, что война идет.
– А я люблю войну, – сказал Эд.
– Это потому, что ты романтик, – заметил Ларри. – «И смерть мне мнится почти легчайшим счастьем на земле».[7]
– Хорошо сказал.
– Это не я, это Китс.
– Что касается меня, – сообщил Эд, – к Рождеству меня уже убьют, и меня это устраивает. Когда ты готов к смерти, все кругом приобретает особый вкус и запах.
Ларри нахмурился, веря и не веря своим ушам:
– А как же Китти?
– А что с ней?
– Я думал, ты ее любишь.
– О господи, даже не знаю. – Эд растянулся на земле в полный рост. – Какое будущее я могу предложить этой девушке?
– А ты рассказал ей о своих планах умереть к Рождеству? – Она мне не верит. Думает, если будет сильно меня любить, так меня и не убьют.
– Она права, – кивнул Ларри. – Трудно даже вообразить, что человек, которого ты любишь, может умереть.
– Я легко могу представить, что мы все умрем, – ответил Эд. – Видимо, это значит, что я никого не люблю.
– Китти считает, что ты ее любишь.
– Люблю, наверно.
– Ты ведь сейчас говоришь первое, что в голову придет.
Эд перекатился на живот и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на Ларри.
– Мы с тобой давным-давно знакомы, – начал он, – и нам не нужно расшаркиваться друг перед другом. Мне кажется, мы можем поговорить откровенно.
– Конечно.
– Дело