а кухонную дверь, наоборот, прикрыла поплотнее. А сама уселась посреди кухни и принялась с пристрастием рассматривать Захаровых прелестниц.
Они все были совершенно одинаковые – как будто наштампованные. Молоденькие – лет примерно по шестнадцати; голенькие по самое то, откуда растут ноги; с непропорционально большими кукольными головками (белокурые волосы ниже плеч); с круглыми глазками, невиннейшими личиками, с «барбиными» точеными тельцами (в ручках – роза!) и с огромными – размера шестого, выпадающими их всей этой энной кукольной хрупкости …персями! Причем перси их, поддержанные (вместо лифчика) умелой рукой художника, ничуть не провисали, а торчали, будто невесомые воздушные шарики, нагло, призывно и противоестественно. Торчали так, как в жизни не бывает, если только эти супер-юные дивы сдуру хорошенько не насиликонились…
***
В очередной раз Маргарита влюбилась на пороге своего тридцатилетия. И, как нередко в ее жизни случалось, отнюдь не в того, кто ответил бы ей адекватным чувством.
Во-первых, ее объект был актером того же театра, в котором Маргарита руководила литературной частью. А актер, как известно, – профессия женская, ибо его основное жизненное кредо – нравиться. Желательно всем подряд. И на приобретение и поддержание сего умения у многих актеров уходят, как правило, почти все силы! А отсюда вытекало и во-вторых…
Оказавшись после задушевной и подробной (за бутылочкой) беседы, посвященной исключительно полной мук и терзаний актерской, а отчасти и человеческой (с самого детства) жизни, в жалостливых Маргаритиных объятиях, а затем (поскольку час был уже оч-чень поздний) в теплой ее постели, объект не сумел довести до победного конца процесс неминуемого совокупления. И бурно по этому ничтожному для дамы поводу рефлексировал!
И как ни старалась Маргарита, обласканная и уцелованная с головы до пят, втолковать глупому объекту невыносимо простую истину о том, что настоящей, сексуально продвинутой и тонко чувствующей даме для достижения блаженного состояния достаточно одних лишь ласк и повсеместных поцелуев, в сравнении с которыми процесс фактического совокупления представляется грубым и тяжким физическим трудом, объект ни одному ее слову не верил. И все равно комплексовал. Так до самого утра и убивался. А потом больше никогда не приходил к Маргарите в гости в одиночку, допоздна у нее не задерживался, хотя при этом ежедневно после репетиций часами высиживал (неизвестно что) в Маргаритином кабинетике.
По театру, конечно же, ползали слухи о том, что меж Маргаритой и с иголочки новым (объект совсем недавно появился в театре) красавчиком-героем случился бурный «театральный роман». И за глаза их, конечно же, называли Мастером и Маргаритой. Только второе имя произносили с чуть ироническим интонационным пиететом, а первое – с легким и гораздо более ироническим презрением, как бы с маленькой буквы, ибо мастером Маргаритин объект пока никак еще себя не проявил. Но скорее всего объекту просто завидовали…
Маргарита же