и Галочке с большой приятностью покутить со старыми друзьями-приятелями из б-ской художественной богемы, с которыми Маргарита, лишившись подружки Галочки и обзаведясь дочуркой Сонечкой, зачатой в глубинах театрального закулисья, давненько уже не встречалась.
Художники в отличие от актеров были очень милыми, искренними и щедрыми – вино и даже закуску они привозили собой, а Маргарите с Галочкой оставалось лишь приготовить что-нибудь горячее – натушить, например, картошки с мясом, с актерами же, увы, приходилось скидываться на равных…
А кроме того, художники, в отличие от вечно рефлексирующих (ах, этот режиссер меня не видит!) лицедеев, не столь долго впадали в нетрезвое творческое уныние и не замыкались в беседе на своем непризнанном (или мало признанном) таланте, но зато радовались любой «женской натуре», обнаруживали в ней писаную красавицу, а иной женский недостаток казался им неоспоримым достоинством. Время от времени они даже испрашивали карандашик и листок бумаги – и творили, не отходя от стола, «восхищенные» наброски-портретики присутствующих дам.
Словом, кутить с художниками было весело и лестно, а для Маргаритиной психики, подпорченной идиотскими чувствами к «Отелле», – еще и полезно. И потому к окончанию Галочкиных «гастролей» Маргарита оказалась не только приодетой (за халатиком последовали еще несколько вещичек внедомашнего пользования), но и даже как будто вовсе ни в кого не влюбленной, свободной и вполне уверенной в женской своей неотразимости.
– Я вижу, что мои усилия не пропали даром, – резюмировала Галочка, собирая дорожную сумку. – Квартиру я продала, швейных дел мастером поработала, а твоя хандра, похоже, поутихла. Жди теперь Захара…
– В смысле? – удивилась Маргарита.
– Так я же ему твой телефон оставила, – невозмутимо ответила Галочка. – Вчера, пока ты Сонечку купала, я ему дозвонилась, и он жутко огорчился, что мы уже не увидимся. Ну, я ему твой телефончик и сообщила: ты же, говорю, любишь дам, приятных во всех отношениях.
– Да как же ты могла! Без моего разрешения! – Едва не задохнулась от возмущения Маргарита.
– Ну, я рассудила, что от одной телефонной беседы тебя не убудет, – рассудительно сказала Галочка. – А если он тебя не заинтересует, скажешь, чтобы больше не звонил. И вся любовь…
***
В первые пару вечеров после отъезда Галочки, неуемно энергичной, но, как ни странно, не утомительной и ненавязчивой, Маргарита откровенно грустила. И думала с удивлением о том, что присутствие в доме, где есть маленький ребенок, третьего человеческого существа (пусть даже одного пола) способно, оказывается, создать в жизненном пространстве одинокой матери уютнейшую атмосферу нормальной полной семьи! И стоило лишь Галочке исчезнуть, как в Маргаритиной жизни образовалась холодная зияющая дыра, которая настоятельно требовала, чтобы ее чем-нибудь заткнули.
Вот это финт! – Изумлялась Маргарита своим престранным ощущениям. –