ползет в тени за дверью, прячется под кроватью. Она слышит его тоненький голос, когда ножка стула скребет по полу.
За столом на другом конце комнаты женщины играют в снап. Перекрывая шелест и пощелкивание карт, шуршит вентилятор с лопастями из мореной древесины, который крутился под потолком детской. Толку от него, конечно, не было. Болтался в тяжелом воздухе, как чайная ложка в чашке горячего чая, прямо над ее головой, размешивая жар в комнате, а Эсме покачивала над колыбелькой бумажную птицу.
– Смотри, Хьюго!
Птица спикировала к малышу и вернулась на верхнюю перекладину кроватки. Он даже не попытался схватить игрушку. Эсме поднесла птичку еще ближе, к самому его лицу.
– Хьюго, смотри – птичка!
Хьюго проследил за игрушкой глазами, а потом всхлипнул, отвернулся и засунул в рот большой палец.
– Он хочет спать, – сказала Джамила с другого конца комнаты, развешивая выстиранные подгузники. – И его лихорадит. Наверное, зубки режутся. Поиграй в саду.
Эсме пробежала мимо пруда, рядом с которым покачивался пустой гамак, мимо поля оранжевых цветов, мягким покрывалом раскинувшихся под баньяном. Пробежала, перепрыгивая через кольца, по лужайке для крокета, потом по тропинке сквозь кусты. Она перескочила через забор и остановилась. Закрыла глаза, затаила дыхание и прислушалась.
Вот оно. Плач, тихий плач каучуковых деревьев, отдающих по капле сок. Как будто далекий шелест листьев или потрескивание насекомых. Она уверяла Китти, что слышит, как сок выступает на коре деревьев, но сестра только недоверчиво приподнимала брови. Эсме покрутила головой, не открывая глаз, и прислушалась к плачу деревьев.
Она открыла глаза. Взглянула на солнечный свет, расщепленный ветвями и листьями и заново собирающийся в пятна на земле. Посмотрела на глубокие витые щели в коре деревьев и помчалась обратно, через забор, через лужайку для крокета, вокруг пруда. Эсме переполняла радость – родители уехали, можно бежать всю дорогу до самого дома.
В маленькой гостиной она завела граммофон, погладила бархатные шторы, переставила на подоконнике фигурки слоников. Потом открыла мамину шкатулку для рукоделия и внимательно рассмотрела разноцветные шелковые нитки. Эсме скатала ковер и долго скользила по деревянному полу в одних чулках. Оказалось, что можно прокатиться от самого сундука до шкафчика с напитками. Она отперла стеклянную дверцу и достала книги в кожаных переплетах, вдохнула их аромат, погладила позолоченные страницы. Открыла пианино и сыграла великолепные глиссандо вверх и вниз по клавиатуре. В родительской спальне покопалась в материнских драгоценностях, сняла крышку с пудреницы и слегка коснулась пуховкой щек. Из овального зеркала на нее смотрело по-прежнему веснушчатое лицо, и все так же торчали во все стороны непокорные пряди.
Эсме отвернулась, забралась на полированную спинку родительской кровати, вытянула руки и упала. Матрас устремился ей навстречу – бух! Одежда раздулась, локоны разлетелись. Еще немного полежала там, растрепанная, в измятом платье. Потом прикусила ноготь и нахмурилась. Она что-то почувствовала.
Эсме села, перебралась на спинку кровати,