Ирина Захарьина

Отбрось всё, что не ты


Скачать книгу

автора не ясен», – но в этом и смысл! Скажи, тебе интересно читать детектив, где с первой же страницы понятно, кто убийца? Или когда автор дает ответы на все вопросы, разжевывает за читателя информацию и кладет ему в рот? Нет смысла рисовать очевидное, то, что все знают, это неинтересно! Надо рисовать то, что знаешь ты. Потому что это – уникально, неповторимо, и этого ни у кого нет. И еще оставлять людям возможность увидеть свое через тебя. Возможность задуматься и найти свои ответы.

      Еще вчера Стася рассказывала, что именно так чувствовала искусство, именно это пыталась передать на холсте. Элен спросила:

      – Все, что они говорят обо мне, моих картинах, о тебе, да и вообще о ком бы то ни было, – как думаешь, о ком они говорят в действительности?

      Стася робко высказала догадку:

      – О себе?

      – Ну конечно! Все люди говорят о себе! По сути, больше им никто неинтересен. Да и что они могут знать? С чего ты взяла, что они лучше тебя знают о четкости линий, яркости красок… Более того, вот сказала некая дама, что четкости линий не хватает. А ты поинтересуйся на досуге ее жизнью. Уверена, обнаружишь, что ей самой не хватает четкости линий, все зыбко и размыто. Твои картины просто напомнили об этом и открыли смутное желание расставить все по местам, навести порядок в жизни. Понимаешь? И это прекрасно! Несоответствие желаемого с действительным, ощущение похожести с ее собственной жизнью порождает неудовлетворенность, которую она и высказывает тебе. Истинные ценители и думающие люди через искусство познают себя, себе задают эти вопросы. Ну а некоторым слишком страшно посмотреть на собственную жизнь и признаться в том, что она не удалась, поэтому они идут критиковать других. Так им спокойнее живется. Но это никакого отношения не имеет к тебе! Ферштейн, майне либе?

      Станислава увлеченно кивала, в глазах появился блеск понимания.

      Лёлька утонула в ее ощущениях, какое-то новое чувство захлестнуло ее, бежало по венам, вырывалось наружу, заполняло комнату, студию, дом, улицу, весь мир вокруг. Это было разрешение быть собой в своем творчестве. Разрешение жить. Лёльке хотелось плакать, танцевать, кричать, смеяться, как будто вдруг слетели внутренние оковы.

      – Ответь мне, только честно: для чего ты рисуешь, зачем тебе это?

      – В этом… в этом я живу, в этом я настоящая. В этом моя связь с миром, моя дань миру и мое благословение. Без этого меня нет.

      – Тогда, деточка, ты просто не имеешь права, ни перед собой, ни перед миром выпускать кисть из рук. Как бы тебе ни было плохо, ты выбрала свой путь. Ты выбрала его еще до своего рождения. Я думаю, ты чувствуешь это. Поэтому – рисуй!

      Она встала, взяла девушку двумя руками за голову, поцеловала в лоб.

      Лёлька смахнула слезу. Она в очередной раз восхищалась, как ловко и изящно маман выражалась, как ухватывала самую суть. Порой не замечала элементарных бытовых вещей и жутко раздражала, но в глобальных вопросах смыслила куда больше современных философов. Эх, никогда ей не стать такой.

      – Спасибо! –