все необходимое.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин!
Леонард устало потер виски, никак не отреагировав на обращение, и отправился в курилку. На пороге он обернулся:
– Заказчик высказал какие-нибудь пожелания?
– Нет, – ответ потонул в недрах шкафов с заготовками.
– Тогда я подумаю.
Если Эдна и удивилась, то старалась не подавать виду, когда мемортилимент резко выхватил выброшенную в мусор папку с личными данными и завещанием клиента.
Леонард докуривал уже третью сигарету, когда в задымленную каморку ввалился Джек и буквально плюхнулся на соседний стул.
– О чем задумался, дружище? – чиркнула зажигалка, и Джек смачно затянулся. – Кто у тебя?
– Самоубийца.
– Ого! Все, как ты любишь, с надломом, смещением акцентов, искажением восприятия, – Джек хищно оскалился.
Давным-давно, еще в первый год своей службы в церебролабораториях, Леонард, подначиваемый коллегами, спросил, почему у Джека, единственного из всех, узкая специализация на убийцах. На что тот заговорщицки подмигнул и прошептал на ухо: «Я ловлю кайф от вида жертвы в предсмертной агонии. Напоминает мою благоверную, когда я застукал ее с любовничком». В такие моменты Джек напоминал серийного маньяка. Леонард поморщился, затушил окурок. Сунул руки в карманы расстегнутого халата.
– Мне пора.
– Ну, пока, повеселись там хорошенько.
Голова Леонарда дернулась, как от пощечины. Он гневно взглянул на коллегу, но быстро взял себя в руки, поджал тонкие губы и молча вышел.
Лаборатория стала похожа на гнездо паука – опутанная сетью проводов от головы к креслу мемортилимента и пока еще пустому шару, закрепленному на специальной установке. В нем хаотично двигались наэлектризованные и заряженные частицы, которые займут отведенное им место и застынут навечно, когда мастер поймает необходимый образ.
– Вы определились с композицией?
– Да, пожалуй. Попробую воссоздать атмосферу отчаянья и поэтапного разрушения.
Леонард занял свое место. Терри отошел к стене и погасил свет. В наступившей темноте подсвеченные голова и стеклянный шар выглядели жутко.
Многие в первый же год работы ломаются, уходят из профессии навсегда. Те, кто остаются, становятся настоящими охотниками за необычными и острыми воспоминаниями.
«Подновленная позолота и новый бархат кресел. Запах пыли и старых декораций сменился запахами штукатурки и свежего лака. Свет со сцены бликами вырисовывает профили соседей в ложе. Зал не просох после ремонта, обволакивающий мягкий звук гуляет. Невозможность уловить, где звучит флейта, в каком углу сотрясается барабан, нервирует. Скрежет молоденькой скрипки бьет по нервам. В раздражении встает, не стесняясь, громко отодвигая стул, и буквально натыкается на вздрагивающие женские плечи во втором ряду. Всхлип. Она,