яростно противились титулованию: дома хватило.
– Вы ничего не перепутали, мейстер Фробениус, – ответил он, через силу улыбнувшись. – У меня в Петербурге все.
– Так-так-так, сейчас разъясним… Вы пока собирайтесь, минут через пять-десять я вас отправлю, – Фробениус повертел кудрявой головой, махнул рукой спускавшейся с лестницы веселой компании и устремился к ней, чуть прихрамывая. От компании откатился симпатичный толстяк в тирольской шляпе с легкомысленным зеленым перышком, и они с Фробениусом подсели к пану Лисовски, оттеснив зардевшуюся дипломантку.
– Постой, – вполголоса велел Богданович и вытащил из большой стеклянной чаши на стойке два сцепленных брелочка-бубенчика. – Вот тебе, – он расцепил брелочки и один бросил Инго, а второй прикрепил к своей кожаной жилетке. – Если что – сигналь.
Фробениус уже о чем-то уговорился с Лисовски и толстяком и спешил к стойке.
– Ну что, все-таки поедете, Инго? – спросил он. – Я бы вас кратчайшим путем через Радинглен переправил, но, боюсь, его от Питера тоже отрезало. А вообще – смотрите, там ведь и без вас разберутся, дело опасное…
– Мне бы поскорее, – с мольбой сказал Инго.
– Поскорее так поскорее, – Фробениус успокаивающе закивал. – Вот сейчас Тамакацура-сан подбежит, и мы вчетвером вас за милую душу… Простите, я забыл, вы кофе без сахара пьете?
– Да, – удивился Инго. – Только мне уже больше некуда.
– Один глоточек придется. Богданович, нам, пожалуйста, пять эспрессо, один вон в ту чашку, – попросил Фробениус.
Богданович, не оглядываясь, протянул руку к полке, на которой выстроилось в ряд десятка два сувенирных кружек: Прага, Зурбаган, Иерусалим, Синдбадия, Иллирия, Эмпирей, Гаммельн, Оксенфорд, Нью-Йорк, Катманду…
– Нет-нет, левее, – Фробениус привстал на цыпочки и сощурился. – Этак ведь в Венецию угодить можно. Что совершенно излишне.
Богданович плеснул немного горячего кофе в кружку с изображением Медного Всадника и вручил Инго. Фробениусу, Лисовски, толстяку и подоспевшему Тамакацуре бармен невозмутимо раздал фирменные зеленые чашечки.
– Готовы? Куда именно вам надо, точно решили? – Фробениус ласково посмотрел на Инго снизу вверх. – Тогда пейте. До свидания, Инго. Удачи вам.
Инго заглянул в кружку, пожал плечами и глотнул кофе.
От радужной вспышки Джабба проснулась и недовольно вздохнула всем брюшком. Суета сует…
Прочая публика в баре даже не оглянулась – здесь и не такое видывали. Фробениус взобрался на освободившийся табурет у стойки.
– Который час? – поинтересовался он у бармена.
– Одиннадцать пятнадцать, – Богданович вытащил из жилетного кармана серебряные часы на цепочке. – А в Петербурге уже четверть второго. – Он еще раз сверился с часами, потом что-то прикинул, зажег белую овальную, как яйцо, свечку в старинном подсвечнике в виде гнездышка, пылившуюся рядом с кружками, и стал бережно заводить часы.
– Давайте-ка мы с вами, Фробениус, объясним друг другу,