ничего не смогу поделать.
Пеару подумал и затем сказал:
— Разве Мадис успеет в этом году канаву вырыть? Сенокос ведь на носу.
— Не успеет нынче, в будущем году выроет, — спокойно ответил Андрес. — Но так я этого не оставлю, довольно скотине в болоте барахтаться.
— Так-то оно так, — молвил Пеару задумчиво. Он все еще не решил, как поступить. Ему хотелось наедине поразмыслить об этом, тогда, может быть, он и согласится.
Разговор зашел о другом — ведь у соседей были и другие темы для беседы, не только вода да канава. Можно было поговорить и о лошадях, и о скоте, о полях и покосах.
Больше говорил, конечно, Пеару. Он уже несколько лет пахал и бороновал, косил и жал на Варгамяэ и поэтому мог сказать, какой урожай дает рожь, какой — ячмень, овес. И все, что Андрес слышал, было более чем отрадно — просто замечательно. Правда, Пеару давал понять, что только он собирает со своих полей и лугов такой богатый урожай, потому что только он умеет так хорошо пахать и сеять, только ему такое счастье. Но Андрес думал про себя: что под силу соседу, то под силу и ему, Андресу, в работе он ни от кого не отставал. А счастье? Всяк своего счастья кузнец.
Как-то Андрес разговорился с бобылем Мадисом о больших урожаях Пеару. Бобыль только рукой махнул:
— Э-эх, его большой урожай растет на мызном поле, хлеб его из мызного амбара, сено — из мызного сарая.
— То есть как это, из мызного амбара и мызного сарая? — спросил Андрес.
— А ты думаешь, это его поля столько дают? Вот настанут осенью темные ночи, сам будешь на гати снопы подбирать. Не зря он с полевым объездчиком да с мызным кладовщиком в трактире на господской половине просиживает.
— Так вот какие дела! — молвил ээспереский хозяин.
— Говорят, что так, — заметил Мадис. — Осенью сам убедишься.
Андрес велел Мадису приготовить лопаты — как бы то ни было, а к рытью канав скоро надо будет приступать. Вначале Андрес преследовал единственную цель — подразнить Пеару, потому что заметил, что тот относится к этому вопросу далеко не безразлично.
И вот в воскресенье, под вечер, когда Мадис точил лопату, случайно мимо проходил Пеару; он возвращался из ольшаника, где «кумекал», как быть с водой. Увидев Мадиса, точившего лопату, он остановился и спросил, для чего это. И, когда Мадис объяснил, Пеару не выдержал и отправился к соседу еще раз поговорить о канаве.
План в его голове созрел — и насчет канавы, и насчет воды, которая потечет по этой канаве. Канаву надо прорыть по земле Пеару, целиком по его участку, и землю из нее выбирать только на одну сторону — на его сторону. Другой берег канавы пусть, как по веревочке, пройдет по меже, против этого Пеару ничего не имеет.
— Почему именно так? — спросил Андрес. — Почему канаву целиком рыть на твоей земле?
— У тебя больше воды, так пусть у меня будет больше канавы, и пусть она находится на моей земле, целиком на моем участке, — заметил Пеару. — Землю я хочу сваливать на одну сторону потому, что я должен защищать свое поле от твоей воды, а не ты свое поле от моей воды. Ради