полное отсутствие характера не могло вызвать ничего, кроме разочарования. Мэтью надеялся, что Освальд не слишком заинтересуется этим бездарным прибавлением к его семейству. Однако на всякий случай он решил отвлечь брата, вынудив похвалить свою жену.
– До чего же вкусно, – проговорил он.
– И в самом деле, – попался на крючок Освальд, но тут же решил убавить пафоса. – Только что же это такое?
– Вареная курица, – внятно произнесла Элиза. – Ничего особенного. Если бы мы только знали, что ты приедешь, то могли бы позаботиться о настоящем угощении.
– О, не сомневаюсь. Но поверьте, на мой счет беспокоиться не стоит.
– Абигайль, сиди и жуй как следует!
– Итак, дядюшка Освальд, – вступила в разговор Ханна, от скуки надумав переломить ход нудного взрослого разговора, – вы, должно быть, знаете множество историй о том, каким папочка был в молодости.
– Послушай, – он промокнул рот салфеткой, – а как же соблюдение личной тайны и дочернее почтение?
– Но я же не имела в виду ничего постыдного.
Освальд в замешательстве поджал губы:
– Нет, я отнюдь не хотел сказать…
– Но если вы знаете что-то этакое, то тем интереснее!
– Что ж…
Мэтью бросило в жар. Ему вспомнилось, как он сжимался от страха, как прятался, был в бегах, вспомнилось понесенное наказание – что из всего этого Освальд, смакуя, вытащит на свет божий? Должно быть, как его всё время изгоняли. Сандеманцы требовали от прихожан единства духа, а тех, кто такового не выказывал, гнали прочь. Мэтью вспомнил деревянный молельный дом на краю болота, вспомнил доносившийся изнутри приглушенный жар голосов, в то время как сам он, изгнанный и пристыженный, бродил снаружи. Но ведь такое случалось в жизни каждого ребенка. Об этом он слышал от родителей, когда те открывали ему душу. И даже слышал кое о чем похуже. Вечно этот Освальд делает вид, что он, Освальд, никогда не был ребенком.
– Ханна, прекрати! – строго сказала мать.
– А может, не будем? – Мэтью быстро обвел глазами стол.
– Не бойся, братишка, я не раскрою твоих самых страшных тайн!
– Ну, пожалуйста! – захлопала в ладоши Ханна.
– Нет-нет. Хотя был как-то раз случай… Припоминаю, что твой отец всегда был своеволен и, так сказать, не без греха.
– А кто из нас без греха? – рассудительно поинтересовался Мэтью.
– Когда он был маленький, у него был учитель…
– А, я понял, о чем ты хочешь рассказать! – вмешался Мэтью. – Это был не человек, а варвар. После каждого урока я уходил с синяками.
– И вполне естественно, что при этом ваш отец – иначе он не был бы самим собой – не мог сдержать своих чувств. А возможность их выразить представилась, когда дело дошло до писем по образцу.
– А что такое письма по образцу? – спросила Абигайль, держа вилку торчком, словно крошечную алебарду. Она, несомненно, слушала с немалым интересом.
Освальд