было хотела ответить какой-нибудь грубостью на его вопрос, но мне пришло в голову, что он ещё не до конца осознал, где он. Я неприязненно посмотрела на него и, едва сдерживаясь, ответила:
– Анн-Мари Лундквист, – и прикусила язык, чтобы не брякнуть какую-нибудь резкость.
Он внимательно посмотрел на меня и, опомнившись, стал снова извиняться.
– Простите мне стариковскую рассеянность, – говорил он. Его речь была быстрой, а акцент и вовсе сбивал с толку. Пытаясь понять его речь, я нахмурилась. Он спохватился и перешёл на английский. – Всю свою жизнь я ждал чего-то необычного. И, когда уже ждать перестал, оно само меня нашло. Чего удивляться, что я несколько выбит из колеи…
– Необычное? – переспросила я.
– Конечно! – Лицо «Эйнштейна» расцвело. – О, простите, я не представился – Джошуа Гойхбург, профессор истории в отставке. – Он хитровато улыбнулся. – В данный момент преподаю в местной школе.
– Если с моей стороны не покажется вам грубостью, скажите, что профессор делает в заштатном городишке в должности обычного учителя, когда мог бы преподавать на кафедре в каком-нибудь университете в столице? – как могла вежливо спросила я. Хотя, мне очень хотелось спросить прямо: какого чёрта? И что он делает в больнице у полоумного клоуна?
«Эйнштейн» внимательно меня посмотрел. Его весёлость сменилась грустью.
– Простите, сеньора, но я не расслышал вашего имени. – Я повторила. – Так вот, сеньора, академический мир историков – это такой же жестокий и беспринципный, как мир политики. Если какой-то факт не укладывается в уже устоявшуюся незыблемую теорию, он отметается, объявляется фальшивкой и предается забвению. А человек, придерживающийся взглядов, идущих вразрез с догмой, становится изгоем. Его имя подвергается осмеянию, обструкции и как учёный он становится мёртвым. Что вам известно об альтернативной истории? – спросил он, нежно беря меня под локоток и разворачивая за собой. Не знаю, что на меня нашло, но я позволила этому неряшливому «Эйнштейну» повести себя за собой.
– Альтернативная история? – Я вежливо вытащила свой локоть из пальцев профессора. – Нет. А что это? – Ну вот. Мало мне было простой истории, так на меня упала ещё и альтернативная…
– Гм, – «Эйнштейн» был явно в замешательстве: как первокласснику объяснить теорию струн? – Вот вам пример, – оживился он. – Со времён Дарвина незыблемой считается теория эволюции: от простого к сложному. Но многими учёными по всему миру найдено множество артефактов, которые заставляют сомневаться: пулевые ранения в черепах и лопатках в то время, когда человек ещё огня боялся, не то, чтобы создать огнестрельное оружие. Следы обуви в слоях отложений времён динозавров, золотые украшения, аккумуляторы в глиняных банках… А мегалиты? Изысканнейшая и монументальная архитектура из многотонных каменных блоков, созданная в то время, когда человек ещё в пещерах жил и не умел обрабатывать камешек даже для копья или стрелы. А следы радиоактивного