вас. Благословите меня. Срочно. Вы видите – пациент волнуется?
А молодой человек действительно стал натягивать на себя одеяло, что-то бормоча и крестясь.
Священник размашисто окрестил его, меня и, наверно, по инерции, себя, громко произнеся что-то на латыни. Молодой человек успокоился.
– Вы видите? – обратилась я к нему. – Я не дух, не призрак, не покойница, не ангел тьмы, не сатана. Я обычная женщина. Я могу даже прикоснуться к распятию и выпить святой воды.
Я подошла к кровати, над которой висело небольшое топорно сделанное распятие, и погладила агонизирующую фигурку.
– Не надо меня бояться.
– Я уже ничего не понимаю, – с трудом разобрала я. – Падре, я бы хотел исповедоваться, – обратился он к нахмурившемуся священнику. – Вы ведь не откажете?
Священник метнул на меня тяжёлый взгляд.
– Думаю, я могу выслушать вашу исповедь, сын мой, – со вздохом сказал он.
А затем они оба уставились на меня.
– Что ж, оставляю вас одних, – мило улыбаясь, ответила я, и вышла.
Однако мне было слишком любопытно, а заняться здесь всё равно нечем, поэтому я осталась подождать священника. Может, ему этот молодой человек расскажет правду.
Ждать пришлось долго. Я уже успела изучить все старые журналы на столах, пересчитать плитки пола и сделать мысленно рисунок из трещин на стенках. Я уже отличала в лицо всех медсестёр и санитаров, а с девушкой за стойкой, которая одной рукой печатала на клавиатуре компьютера, а в другой держала телефонную трубку, что-то щебеча в неё, я даже успела перекинуться парой слов.
Наконец священник вышел. Лицо его было озабоченным. Видимо, эта озабоченность и лишила его на время осторожности, поскольку на мой вопрос он серьёзно ответил:
– Или этот молодой человек гениальный актёр, или сумасшедший, возомнивший себя графом XVIII века.
– Он что-нибудь вам рассказал? – вкрадчиво спросила я.
Священник тут же остановился на полдороге и резко спросил:
– Вам до этого какое дело?
– Не очень по-христиански, вам не кажется? – обиженно спросила я. – Тем более, что меня ваш Силва тут держал сначала по подозрению в наезде на него, потом по подозрению в сговоре с ним. Я его знать не знаю, а вижу только здесь. До этого – ни разу. Вполне понятен мой интерес: из-за него я не могу уехать.
Взгляд священника смягчился, но остался суровым.
– Тайну исповеди я не могу нарушать…
– Я и не требую, – перебила его я.
– Но чувства этого юноши в смятении, – продолжил священник. – Он твёрдо уверен, что он граф Пиментели, что он участвовал в войне, что его ранили в сражении в XVIII веке. Он утверждает, что был при дворе Людовика XIV, виделся с мадам де Ментенон. Он говорит, что никак не может поверить, что сейчас он в другом времени, и во Франции нет короля. А когда я ему осторожно сказал, что ни во Франции, ни в Испании, ни в Португалии сейчас не известно имя графов Пиментели,