Трубеже из затонувших лодок вычерпывали воду, пытались заводить моторы… Все тронулось дальше с того места, на котором пресекла гроза. Вышел и я из-под колокольни и продолжил свою работу, постепенно обсыхая на солнышке.
На другой день в раннем автобусе мужики говорили, что в окрестных деревнях слышали только гром, а ливня не было.
– Озеро притягивает, – объяснил кто-то.
Автобус вез меня в село Троицкое, километров за 20 от города, а возвращался я на попутке и к девяти был уже в Переславле.
Дымное лето
И вот в одно прекрасное утро, сидя в номере паршивой угличской гостиницы, я вдруг понял, что еще немного – и я с ума сойду от такой жизни.
Я только что вернулся из Улеймы и, сидя на койке, перезаряжал фотоаппарат. Жара стояла страшная, под Угличем, как и под Москвой, горели леса, торфяники, повсюду стлался дым, чувствовался запах гари, и приходилось рано вставать, чтобы работать, пока солнце не поднялось высоко.
Я действительно выдохся, но не от жары и не от ходьбы, – теперь я чувствовал усталость, едва приступив к делу. Три года не отдыхал по-человечески, считая за отдых такие вот экспедиции. Они-то сами по себе и хороши, но, как всё в слишком большом количестве, приедаются. (Этим летом, правда, между двумя экспедициями удалось вырваться в Польшу на месяц, но и там я занимался тем же самым.) Я жил именно такой жизнью, о которой мечтал когда-то; все сбылось, не отрицаю, «и штормовка, и кепка», да не сбылось только самое главное – то, что я забыл включить в список: мастерство и уверенность в том, что моя работа кому-нибудь нужна. Мне в первую очередь.
Может быть, потому, что нет пока результатов. Вся работа идет вслепую и, весьма возможно, не приведет никуда. Значит, нужно вооружиться терпением и верой. Но в это именно утро я почувствовал, что необходим перерыв.
Внезапно дверь номера распахнулась, и влетел белоголовый сильно загоревший парень в красивом спортивном костюме.
– Слушай, – обратился он ко мне, – купи костюм! В Казань надо срочно возвращаться, а денег не высылают. Купи!
Он начал раздеваться.
– Бери, не пожалеешь. Хороший костюм, немецкий. Я его в нашем обкоме, в закрытом распределителе достал. Семьдесят платил, тебе за десятку уступлю. Не пожалеешь, точно. Ну, берешь, что ли?
– Погоди, – сказал я. – Как же так сразу-то? Дай подумать. У меня реакция медленная…
– Ну, бери за семь!
– Давай, – сразу согласился я.
Вот тебе и «медленная реакция».
Кстати, о реакции. В Толгский монастырь из Ярославля я отправился рейсовым катером. Расписания накануне не удосужился узнать, потерял в ожидании рейса все утро, поэтому работу в монастыре закончил только к вечеру. Вышел к пристани – катера уже не ходят. Остается, значит, автобус. Скорым шагом, несмотря на усталость, совершил двухкилометровый марш на Толгоболь, к шоссе. День воскресный, и на автобусной остановке скопилась изрядная толпа возвращавшихся в город дачников. Настроение у толпы напряженное: рейс – последний, а желающих