в глубокое уныние. Действительно, никто и не предполагал, что развлекать здесь не намерены. Но мы и не представляли, какие вообще развлечения возможны в домах отдыха в начале 90-х, когда произошло столько изменений после развала союза. Бильярд, катание на лошадях, сауна, кинотеатр, – если щедро выложиться, они предоставлялись только днем. Вечерний же досуг, похоже, у каждого личный. Поскольку даже в коридорах никакого оживления не наблюдалось.
Самая деятельная, каким-то воодушевлением толкаемая, Вера отправлялась несколько раз на разведку и добросовестно обошла все этажи, заглядывая даже в темные закутки корпуса. Она разведывала, не затевают ли где-нибудь под сурдинку какое-нибудь веселье с привлечением общественности, которая томилась от безделья по отдельным номерам. Ну, дискотека какая-нибудь…
Пессимизмом придавленные, мы с Валери лениво развалились поверх казенных покрывал и единственно развлекались представлением, которое выдавала нам Вера своим беспокойным беганием, – то исчезая, то возникая в комнате. С последней вылазки они вернулась, облизываясь, и пожаловалась, что третий этаж жизненно более благополучен – бурлит и пенится от подвижности и шумности. Двери на этаже все распахнуты, и наблюдается перемещение народа из одного номера в другой.
Отчаянно, Вера бросила призыв подниматься с надоевших, ленью и тоской пленяющих кроватей, которые змеиными отростками Тифона пленяют своих жертв и оковывают их неподвижностью. Мы с Валери неуверенно покосились на лихорадившую подругу, не решаясь предпринять поход за приключениями. Ну, не слоняться же нам демонстративно по коридорам! Не так уж трагично складываются обстоятельства, чтобы пользоваться положением легкомысленных девиц.
– Нас еще не довели до этого! – от досады взорвалась Вера. – Заплатили за два дня заключения в этих четырех стенах, которые можно покинуть лишь для того, чтобы поесть в столовой! Тоскливейшее времяпрепровождение! Мы просто законченные идиотки!
Когда Вера вынесла свой окончательный приговор, кто-то вежливо постучал в дверь… Как по сигналу, который мы дождались, мы хором, почти в унисон, вскричали:
– Входите!
Какой посетитель мог быть именно к нам? У каждой из нас мгновенно мелькнуло: кто-то ошибся номером. Или какая-нибудь гадкая уборщица, – гадкая, потому что своим вторжением зря встревожила нас.
Мы надеялись, где-то внутри, подспудно. Мы лелеяли в глубинах потаенных тлеющий огонек, который мог бы вспыхнуть пламенем, если на него мысленно капать. Что-то есть в этом мысленном нагнетании, когда желаемое, о чем упорно думаешь, превращается-таки в действительное.
Удрученный наш вид сразу преобразился. Мы просветлели, будто на нас направили прожектора. Нашим глазам, расширенным от приятной неожиданности, предстал наш новый знакомый, которого мы считали потерянным и едва ли приобретенным час назад.
– Можно к вам зайти? – обратился как-то заискивающе Санди, не умея остановить своего