вознице: «Пошел! Пошел!» Возница в то же мгновение хлестанул лошадей что было сил, кони рванули с места, так что княжичи отпрянули назад, и сани покатили к воротам. Дворовый, что ждал в проеме, пришпорил коня и выехал на дорогу. Сани за ним. Боярин Федор кивком приказал Прошке двигаться с места: «Я последний!» Прошка причмокнул губами «ноооо!», чуть привстал в стременах, и его конь тронулся с места, вслед за санями. Но не успел он проехать проем, как за их спиной раздался бешеный стук копыт. Прошка натянул поводья, лошадь заржала, чуть привстала на дыбы, останавливаясь, и Никита, словно уж, в один миг вывернулся назад, посмотреть, что там такое.
Из глубины монастыря к Троицким воротам галопом летел всадник. Боярин Федор, не успев стронуться с места, развернулся в его сторону. Очень скоро всадник был совсем рядом. Это был молодой мужчина лет двадцати пяти, в лисьей шубе, без шапки. Лицо его раскраснелось, волосы на голове свалялись от выступавшего со лба пота, он учащенно дышал, и пар от его сильных выдохов малюсенькими сосульками замерзал на короткой бороде и усах. «Подожди! Стой, боярин!» – прокричал он, подъезжая, но, видимо поняв, что боярин и так стоит и ждет, натянул поводья, придерживая коня, и подъехал вплотную к окольничему почти шагом. Поравнявшись с боярином, всадник остановился и бросил на него жгучий, вызывающий взгляд:
– Последний раз бью тебе челом, – глаза у всадника горели, голос был звонкий, надрывный. – Не губи душу мою. Не по правде ты меня гонишь. Знаешь сам, ничего не пожалею. А теперь и вовсе мы, Лыковы, в силе будем. Бери деньгами пятьсот рублей, и холопов сотню душ. Только добром отдай, не руби под собой сук.
Боярин Федор молча поедал глазами всадника, словно боролся с желанием наброситься на него. Всадник тоже замолчал и учащенно дышал.
– Так ты, пес, все не уймешься, – медленно, но грозно пробасил, наконец, боярин. – Ну, так слушай. Деньги твои – Иудины серебренники, а сила ваша, Лыковых, за Иродом Шемякой. И тому не бывать никогда, чтобы я, боярин Ховрин, с тобой за одним столом сидел. А что до «добром», так ты попробуй взять лихом, а там Бог рассудит. Да запомни: явишься на двор – собаками затравлю!
При этих словах боярин подобрал и потянул поводья, конь под ним чуть подался назад. Всадник бросил взгляд через плечо окольничему, глаза его на мгновение сверкнули, когда он заметил сани, и тут же метнулись на боярина Федора:
– С огнем играешь, боярин, – злорадно процедил он сквозь зубы. – Ну, гляди. Пусть и вправду Бог рассудит.
Едва договорив, всадник пришпорил что есть мочи коня и в следующий миг скрылся в глубине монастыря, оставляя за собой только шлейф из поземки, развеянной бешеными копытами его скакуна.
Боярин Федор чуть приподнял руку в угрожающем жесте, видно собираясь что-то прокричать ему в догонку, но вдруг развернулся к Прошке и, срывающимся от ярости голосом прогремел:
– Чего ждешь? Плетей захотел?