пересек комнату, плюхнулся на скамью у стола, шумно выдохнул:
– Ух! Добрались! Что стоишь? Садись! Эй, Акимка!
В дверь проснулось подобострастное лицо давешнего дворового.
– Долго мне еще дожидаться ужина?
Дворовый тут же исчез.
– Бездельники! – проворчал боярин. – Вот и надейся потом на таких.
Тут он словно заметил Никиту:
– А ты долго стоять собираешься, а? А ну-ка, давай сюда, – боярин постучал ладонью по скамье рядом с собой. – У меня к тебе разговор. Времени мало, садись. Пока ужин несут, мы с тобой все и порешим.
Голос боярина Федора был подозрительно мягким, почти приветливым. Словно говорил он не с мальчишкой, который годился ему в сыновья, а с ровней. Никита настороженно молчал и не двигался с места.
– Никак обиделся? – боярин изумленно поднял брови. – Ты это брось, – добавил он строго, – Раз приволок тебя сюда, значит была нужда. Ишь, какая птица, норов вздумал показывать. Садись рядом, кому говорю.
Боярин грозно повел бровями. Ладно, будь по твоему. Никита перекрестился на икону Спаса, поклонился ей легким кивком, подошел к скамье, присел, поднял глаза на окольничего.
– А теперь слушай, – боярин Федор хлопнул себя руками по бедрам, кивнул головой, – Слушай и мотай на ус. Плохи наши дела, Никита. – боярин замолчал, выждал, окинув Никиту испытывающим взглядом. – Сам все видел, не маленький, понял уже, наверное. Шемяка закусил удила. Правду говорят, сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Вот и дождались. Василий-то Васильевич, князюшка наш великий, калачик наш тертый, тоже хорош: кто ж в наше-то время на крестное целование надеется, эх… – боярин вздохнул, мотнул головой. – Ну, да ладно. Не про то я хотел с тобой говорить. Шемяка теперь на Москве сел, великого князя под утро к нему привезут. И чует мое сердце, не простит он ему ни отца своего Юрия, ни брата Василия Косого. А там и нам всем несдобровать – ни мне, – боярин заглянул Никите в глаза, – ни отцу твоему, боярину Семену. Да ты слушаешь ли?
Никита кивнул. Он и вправду задумался о своем, представил, как Шемякины люди являются на двор к боярину Семену, хватают его, волокут в поруб…
– Понял, чего хочу от тебя?
Никита удивленно скривил губу и в растерянности приподнял плечи.
Боярин раздраженно выдохнул:
– Сейчас замятня пойдет, Шемяка людишек шерстить начнет, бояре кинутся кто куда, а о великом-то князе никто и не вспомнит. А ведь его вызволять надо. Не станет его – Шемяка и нас, Ховриных, и вас, Плещеевых, под корень срубит! – Боярин снова замолчал и снова пристально посмотрел на Никиту, глазами словно спрашивая «Ну, теперь-то понял?».
«Погоди, погоди… – начал соображать Никита, – „вас, Плещеевых, под корень срубит“, „вызволять“… Неужели он это про меня? Вызволять великого князя… Это я что ли должен вызволять?..» Никита аж рот раскрыл от неожиданности. Может окольничий тронулся умом? Да нет, скорее всего, Никита просто ослышался.
Боярин раздраженно