построено.
– Во имя чего? Во имя Государя Императора? – лениво спрашивал Иван.
– Нет! Нет! Во славу мужества, таланта и долготерпимости русского народа. Да! Именно так и не иначе.
Щеки Елены пылали, ей казалось, ее доводы неубедительны. Она была недовольна собой.
Иван молча крутил пустую рюмку в руках. Яков суетился, передвигая тарелки на столе, а мать, влюбленно оглядывая сына, сидела притихшая и робеющая перед этими, казавшимися ей непостижимо умными молодыми людьми.
– Ну, что же, подведем итог неожиданно разгоревшегося спору, как я понял, вы против новых революционных символов?
Яков, поперхнувшись, закашлялся.
– Нет, новые символы придут, но они должны быть достойными своих предшественников.
– И, тем не менее, я не услышал от вас ответа, Елена. Вы – за? Или вы против новых символов?
Яков не выдержал и раздраженно заметил:
– Как раз Елена побольше других сделала для создания нового социалистического искусства. Не говори, что ты не слышал о ее выставке про героев гражданской войны. Она имела огромный успех, о ней писали в газетах, даже в «Комсомолке!»
Иван знал об этой выставке. По линии НКВД именно он курировал деятельность творческой молодежи. Без его одобрения Елена не смогла бы встретиться ни с одним из Героев.
– А другие? Значит, другие молодые архитекторы думают иначе? Я правильно понял?
Лицо его не изменило выражения. Казалось, он был совершенно равнодушен к этой теме разговора, принявшей неожиданно опасный оборот, и Елена это почувствовала.
Она выдержала паузу и уверенно сказала:
– Мы все поклоняемся истинно высокому искусству и возьмем в основу все, что обогатит и прославит наш народ. И так думают все наши друзья.
В дверь комнаты кто-то осторожно постучал. Мать, которой уже порядочно наскучил этот спор, кинулась к двери. Пришла соседка, напомнила о пироге, который еще сидел в печи.
– Ах, ты Господи, курья моя голова. Забыла, совсем забыла про пирог-то, – сказала она и исчезла за дверью.
Пирог оказался на славу. Он пыхтел, еще сохраняя тепло печи, зарумяненная корочка была невероятно аппетитна. Молодые люди оживились, спор, казалось, был забыт. Иван разрезал пирог, который вздыхал при каждом прикосновении ножа и безжизненно оседал, очутившись на тарелке.
Все стали вспоминать, какие пироги, когда и где удались, и вообще разговор принял гастрономическое направление. Разрумянившаяся от стопочки наливки и от горячего пирога хозяйка весело угощала своих гостей. Иван подшучивал над матерью, над ее вечной озабоченностью, как бы посытнее всех накормить. Елена смеялась, только Яков хмуро молчал и казался недовольным.
Где-то за стеной раздался бой часов, Иван резко поднялся.
– Ну, голуби мои, мне пора.
Он обнял мать, хлопнул Якова по плечу и, протянув руку Елене, сказал:
– Мне уже давно не было так приятно посидеть за чашкой чая. Вы, Леночка, волшебница, с вами перестаешь