о поголовном медицинском осмотре. Загнали нас в эсраум247, заставили раздеться догола и построили в затылок. Врач стал на дистанцию вытянутой ноги от правофлангового. Спрятав руки за спину, он брезгливо разглядывал наши тощие телеса.
– Хенде хох!248
Слова команды он дополнял пинками и бранью. Так, чтобы повернуть пленягу кругом, сей эскулап бил его ногой в живот или в бок и при этом рычал:
– Рум!249
Потом отпихивал обследованного, толкая всей ступней в ягодицы.
– Вег! Нексте!250
Медицинское обследование, скорее напоминавшее сеанс французского бокса251, продолжалось не более 10 минут.
– Москау бальд капут. Нох айне, хёхстенс цво вохе унд данн кришь аус252.
Так, брызжа слюной, Фалдин извергает свои сокровенные мечты.
Врешь, майне фрау. Позором для вас кончится Drang nach Osten253, как кончился когда-то.
Четвертому Риму не быть!254
Настанет день, не будет и следа
от ваших Постумов, быть может!255
Так и кажется, что это написано сегодня.
Изо рта Фалдина летят брызги.
– Никс гуте камраден руссен. Кайне эрлишкайт. Иммер клауен, иммер штелен. Мусс аллес ферштекен. Хойте еманд фон майнем таше брот гекляут256.
– Молодец, так вам и надо.
– Погоди, еще не так разбомбим: без штанов домой пойдете.
– Правильно, ребята. У русского не тронь, а у немца сам бог велел пикировать.
– Вас, вас?257
– Хрен тебе в глаз.
– Я-а-а. Хаб аух венишь брот258.
– Хрен тебе в рот.
– Нед ферштее259.
– Хреном по шее. Вот тогда, может быть, поймешь.
– Я-а. Ишь бин аух арме тойфель260.
Подходит Педа Либишь.
– Вас ист денн лёс, Фалдин?261.
– Руссен брот гекляут262.
– Я, я. Гут, гут… Аба золль никс дем шеф заген. Ди арме лёйте иммер хабен хунгер263.
Фалдин никому не сказал.
Cogito – ergo sum264.
Sum ergo cogito265.
Какая жизнь без мысли, без думы!
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать266 (то есть чувствовать, любить).
Мыслить и любить – вот содержание полноценной жизни.
А мысль пленяги взлететь не может: она скована, как сковано тело.
Запереть мыслящего человека, истязать его физически и морально и вдобавок ко всему этому лишить духовной пищи – вот безмерная жестокость. Как тут не вспомнить свирепость мучителей Уголино267.
Настанет день, и рухнет башня глада.
Тогда берегись, Tedesco Rugieri268.
Непереносимы муки физического голода. Они превращают человека в бессловесное четвероногое. Шаришь воспаленными глазами, роешься в мусорке, тащишь всякое дерьмо в рот.
А разве духовный голод лучше?