диабет. Теперь большую часть жизни она стала проводить дома, а не на работе. К полудню в секторе обычно раздавался телефонный звонок: Эда из дому приглашала Витю Мареева и отдавала пространные распоряжения: что купить из еды, какой кефирчик, в какой аптеке какие лекарства.
– Виктор Александрович, вы что, и готовите ей, и убираете? А где ж её хваленые племянники?
А Мареев – лыбился, и всё тут. Вот, блин!
Его жена Ольга Константиновна кому-то шепнула, что Виктор Александрович часто приходит домой заполночь.
В период просветления от какой-то желудочной хвори Эда стала патриотично посещать службу. В один из таких дней Дашке, вползавшей утречком в сектор после пешего подъёма на шестнадцатый этаж (лифт давно был отключён, как отопление и вода в сортире) и слегка пошатывавшейся, шибануло в нос чем-то мерзко-кислым.
А бабка где?
Оказалось, она к тому же упала, и её увезла машина скорой помощи.
…Перелом шейки бедра, – сообщили из больницы.
Всё, кранты! Типично для старушек, и из этого состояния они, как правило, не выходят. Но, Боже ж ты мой, Виктор Александрович умучится теперь! Это ж надо быть прямо-таки сиделкой, даже когда Эду перевезут домой. Простыни, личное бельё, кормление-лечение!
А он и стал сиделкой.
Утром появлялся в секторе, плющил бабам недомятые их мужьями остеохондрозные выи, докладывал люду «вести с фронта», то бишь сводку здоровья Эды, а во второй половине убывал на пост. Через два месяца он запел: «Милая, всё будет хорошо, солнце вновь подарит нам тепло…» Свершалось невероятное: перелом срастался.
Бабульчик собирался ходить!
Пропустив мимо ушей одиночную, можно сказать, случайную реплику Мареева «она не хочет сама себе менять исподнее», Арина Юрьевна сказала Дашке тет-а-тет: «Только любовь способна такую фантастику утворить! Но неужели это возможно между Эдой и Витей? Рассудок мой изнемогает!..»
Кто ж из двоих был ведущим, а кто – ведомым? И если лишь один из тандема любит, а второй – только позволяет себя любить, то как следовало распределить роли в этой паре? Буде таковой она являлась.
Начитанный начсектора Селеменев, объевшийся Блаватской, Елдашева и «ренегата Каутского», засандалил в народ такую сентенцийку: «Витя Мареев набирается молодой плотской энергии на утренних массажах, а затем ретранслирует её бабке».
– А что, – сказала инженер Ветка Сагайдачная, – не жалко! Тем более – процесс приятный. Да от таких рук любая сморщенная старческая плоть устремится к жизни. – И крикнула: – Виктор Александрович, вы меня сегодня поплющите?
– Шахерезада Степанна! – разминая пальцы, в полном соответствии с цитатой из спектакля Образцова «Необыкновенный концерт», призывно воскликнул сидевший под сиськоватой плакатной дивой Витя Мареев.
– Я готова! – сипло и громко, прямо по либретто, ответила Сагайдачная.
«Но какие там могут быть ласки?» – думалось Дашке, в воображении которой рисовались живые, однако не очень