от него прорицательную атрибутику и теперь не расстававшийся с янтарным маятником на суровой нити, буквально указывавшим касатику всю правду про порчу и сглаз, но ничего не говорившим, падла, про «когда зарплата», то бишь доколе будет зиять заводская трёхгодичная задолженность и когда же их контора начнёт получать новые бабки по заказам от двух министерств обороны – украинского и российского (хотя велись переговоры и с израильским, и с португальским, входящим во вражеско-дружественный агрессивно-миротворческий блок NАТО). Теперь, появившись в секторе, Чепушилин, помавая янтарным маятником аки кадилом, обошёл углы, в которых таилась тяжёлая энергетика, и «очистил информационные каналы от скверны».
Дашка насиделась за поминальным столом со вдовой Ольгой Константиновной, насмотрелась на эту спокойную, круглолицую, уютную женщину, на двух её и Виктора Александровича взрослых сыновей, которые давно уже были отцами больших семейств.
Дашкин муж, позавчера буркнувший нечто типа «что-то вы зачастили», сегодня спросил: как же теперь Эда?
Эда умерла на девятый день.
Не сронившая ни слезинки – ни на власовских, ни на мареевских похоронах, Дашка, узнав о смерти Эды, зарыдала.
Нежный Плотов
…Я ничего не мог поделать с собой, — меня бил какой-то глубинный, счастливый и беззвучный нервный смех, граничащий с затаённым рыданием, и я знал, что если она скажет ещё что-нибудь про еду или о том, как я сижу, я глупо и блаженно зареву при всех, никого тут не таясь и не стесняясь…
Плотов встретил Алину на юбилее Учителя.
Всё это, в принципе, можно было бы назвать и весёлыми поминками – их всегда трудно различить. В просторном помещении родственники, друзья, официальные лица переступали у стен в виду длинного стола с едой-питьём да изрекали присталые речи, погрущивая, а то и всхохатывая.
Увидев Алину, Плотов, приехавший сегодня утром из пункта С., где обитал уже чуть ли не три десятка (мамма миа!) годков, в пункт О., город детства и юности, постарался отсидеться, точней, отстояться, за спинами, не выпадать пред ея, Алинины, очи. Однако дочь Учителя Инна – хозяйка церемонии и этого дома – пригласила к выступлению сперва Алину (как руководителя камерного квартета, носящего имя Учителя), а потом и Плотова, «большого друга Учителя, написавшего о нём книгу».
Алина вышла «на люди», с трудом удерживая предназначавшийся Инне роскошный букет из нездешних огромных красных цветов, украшенных витиеватыми стрелами; чем-то она напоминала сестрицу из сказки Андерсена, которая связала братьям одёжки из крапивы. Увидев её в проеме меж людьми – избирательно: волосы, собранные в хвостик на затылке, открытую шею, – Плотов почувствовал звонко-тревожное нутряное вибрирование. Как в тот, самый первый раз. Волна пронизывала всё его основания не то жаром, не то ознобом, почти превращаясь в некое погудывание