что любой коллега-смежник, звонивший в сектор, всегда осведомлялся: «Витя Мареев – в школе или дома? Г ы-г ы».
Мужик Мареев, без преувеличения, был всеобщим любимцем, равно в той мере, в какой всеобщим раздражителем была Эда. Любовь пространств к индивиду, как и ненависть, есть вещь умонепостижимая, хотя, наверное, обусловленная какими-то провиденциальными завязками. Виктор Александрович был мягок и улыбчив, безотказен и компетентен. Приятный, с тёплым баритоном. Как сказала одна молодая инженерка, «милый дяхан».
Строго говоря, будучи ведущим инженером по старым заказам, Мареев почти отошёл от конкретных дел и занимался общими вопросами, консультируя более молодых сотрудников (то есть всех, за исключением Эды, которая была на семнадцать или сто семнадцать, что ли, лет его старше). Общие вопросы Вити Мареева, как уже сказано, касались и женской плоти. Касались – в прямом смысле. Будучи кормильцем семьи, он, в отличие от страдавших секторских дамочек, прятавшихся за умеренно широкими мужними спинами, не мог позволить себе праздного простоя организма, а обязан был ковать для семейства живую копейку. Обладая от природы сильными и чуткими руками, Мареев освоил искусство массажа или, если взять термин регистром выше, мануальной терапии.
Мял он не только безплатные спины и холки начальства, но и мослы дальних, богатеньких клиентов. Однако самочинной радостью для Мареева всегда оставалось массирование сотрудниц. Ещё прежде массажной эпохи замеченный в естественной склонности к разглядыванию обнажённых женских тел в газетах-журналах, Мареев по-доброму был снабжаем бабами, благоволившими пожилому, но осанистому мужику и баловавшими его такого рода изобразительной продукцией. А добра этого теперь, по выходе страны из-за «железного занавеса социализьма», попадалось уйма. Порнуха прорывалась почти в каждой газетёнке. Ну и тащили Вите Марееву картинки – те, на коих продукты были посиськастей да пожопатей. Счастливец неизменно комментировал подарки, кое-что улыбчиво вывешивал на вернисажный отстой – над рабочим местом. Место было действительно рабочим, а в иные дни – так и очень. Когда менялась погода, секторские «деушки» приходили с потянутыми шеями, радикулитами. Тянулись «на огонёк» и ближние-дальние соседки.
И Витя Мареев, засучив рукава, «мантулил». Мял спинки и елейные шейки, удовлетворённо хекая. «Деушки» (Даша тоже иногда попадала под раздачу) помыкивали от поглаживаний, поскуливали от приминаний. Так понемножку перепадало из мирового обмена тактильно-сексуальных энергий и Виктору Александровичу Марееву – ко всеобщему довольству и пользительности. Изредка страждущих не набиралось, и тогда Мареев предлагался сам, в охотку.
По некоему странному закону этот человек, ежеденно погружённый, можно сказать, по локти в женскую плоть, безраздельно принадлежал в рабочее время (и во многом опричь него) внеэротичной Эде Ессеевне. Кое-кто прямо трандел, что эта стервь держит дядьку на подхвате для личных нужд,