оторвал вестовой:
– Товарищ Калнин, старший тебя к шлагбауму зовет.
Удивленный Рудольф поднялся, одернул гимнастерку и вышел на крыльцо. Весеннее солнце ударило в глаза, он с удовольствием зажмурился и вдохнул влажный воздух. Еще немного, и начнет все распускаться. Весна! Кабы еще за лошадьми получше убирали товарищи бойцы-пролетарии, а то больно уж навозом задувает…
Подойдя к свежеокрашенному шлагбауму, он увидел там телегу, в которую была запряжена серая кобыла – ухоженная, видно по всему. Кобылу держал под уздцы один из бойцов, старший стоял около возницы. Возницей был немолодой мужичок с начинающей седеть бородой, в мешковатой грязноватой одежде, но в дорогих сапогах. Господский кучер, только под крестьянина переоделся, сразу видать – пронеслось в голове у Рудольфа. Лицо у мужичка показалось знакомым, и через мгновение Рудольф его узнал: Макарыч, новый шоффер у Калашникова. Они виделись летом 1916 года на кухне в петроградском доме Петра Петровича, когда Рудольф там переночевал перед отправкой в Париж.
Второй на телеге сидела женщина с ребенком. Ее не было видно за старшим, и Рудольф невольно ускорил шаг. Не то чтобы разволновался: их с Марией отношения закончились еще семь лет назад, и он до сих пор помнил бледную женщину с ребенком, которую увидел тогда утром в коридоре, выходя от Калашникова. Нет, просто любопытство… Но это была не она. Кто же?..
– Вот, товарищ Калнин, говорит, что домоправительницей была у Калашникова-младшего, – Старший указал на женщину рукой, державшей документы. – Ну нашего, псковского. Мол, говорит, к детям едет, в Псков. Ты же вроде знаешь там всех? Она ли? Что-то у меня сомнения. Непохожа она на домоправительницу, буржуйским духом веет.
Рудольф внимательно посмотрел на женщину. Это, конечно, была не Мария. Это была супруга Петра Петровича – только вряд ли сейчас кто-то смог бы узнать в этой бледной, исхудавшей, неприбранной и одетой в тряпье женщине средних лет веселую и уверенную в себе пассажирку Руссо-Балта и хозяйку дома, которую он с таким удовольствием возил по улицам Санкт-Петербурга семь лет тому назад. Она смотрела на Рудольфа со страхом и отчаянием, запавшие глаза окружали огромные темные круги…
Времени на размышления не было. Рудольф понимал: одно слово – и жену крупнейшего в Пскове винозаводчика снимут с телеги, а потом… Ничего хорошего ей ждать не приходилось. Не мог он этого позволить. Калашниковы привнесли в его жизнь только добро: работу, уверенность в себе. И даже любовь к авиации… Улыбнувшись, он подошел к женщине, приобнял и поцеловал в щеку.
– Привет дорогая, что-то исхудала ты, чай, несладко нынче в Петрограде-то?
И похлопал ее по заду, мысленно прося прощения у Петра Петровича. Женщина затравленно смотрела на него и молчала, только немного покачала головой: мол, несладко. Не узнала, скорее всего, а может быть, узнала и виду не подала? Кто знает.
– Машка