уснул…
…Седьмого ноября был яркий и солнечный день. После торжественного построения приписанным к резерву специалистам объявили выходной. Рудольф хотел было попроситься на Ходынку, помочь с подготовкой аэропланов, которые будут сегодня летать над городом, но услышал категорический приказ: отдыхать. Вздохнув, оделся и вышел на улицу. Повертев головой, решил пойти сначала направо к Тверской, а потом уже свернуть к центру.
Вчера они из-под стеклянного купола на крыше резерва любовались грандиозным фейерверком, сожженным где-то около Кремля или в самом Кремле, а также на Сретенском бульваре. Фейерверк был долгий, многофигурный – такого Рудольф не видел никогда. И, говорят, со времен коронации Николая Второго такого и не было еще. Диковинная иллюминация, как выразился сосед Рудольфа по резерву. Небо прорезали лучи прожекторов, наведенных на Москву с разных концов, – эффектное зрелище.
На улицах расклеены листки новой газеты, так называемой «стенной» (издание «РОСТА»). Остановившись, Рудольф прочел, что советский посол Иоффе со своим штабом вынужден был выехать из Берлина. Отмечалось, что ему не позволили остаться там хотя бы для того, чтобы поговорить по прямому проводу с Чичериным. Таким образом, дипломатические сношения Республики с Германией были прерваны. В Большом театре шестого ноября состоялось торжественное заседание шестого съезда всероссийских депутатов.
Постановили предложить Совету народных комиссаров вступить в переговоры с Америкой, Англией, Францией и Японией о заключении мира. Оправившийся после ранения товарищ Ленин произнес на съезде речь о том, что соглашение американцев с немцами, даже если и состоится, для Республики не опасно, ибо рабочие и солдаты Америки, Англии, Германии, Франции, Японии будут действовать заодно с русскими и против них не пойдут. Арестованным «контрреволюционерам», которым еще не предъявлены обвинения, – объявлена амнистия.
Рудольф покачал головой: в последнее верилось слабо. Более того, ходили упорные слухи, что товарищ Петерс указаниям из Кремля не подчиняется, и зачастую арестованных, о которых ходатайствует Ленин, наутро находят уже расстрелянными. Впрочем, слухи эти были самого ненадежного свойства, а потому доверять им тоже вряд ли стоило. И все-таки после опубликования пятого сентября декрета «О красном терроре» расстрелы заложников приобрели в стране массовый характер. Рудольф необходимости такой практики не понимал и внутренне не мог с ней согласиться. Выходило, что счастье одних можно построить, только убив других – мирных людей, которые по стечению обстоятельств родились в своих семьях, а не в чьих-то еще. Это было выше его понимания.
Он дошел до Тверской, свернул налево к бульварам, дошел до Страстного монастыря и потом до Красной площади, а с нее обратно по Воскресенской и Театральной вышел на Кузнецкий мост и далее по Большой Лубянке наверх, к Сретенским воротам. Везде тянулись бесчисленные процессии со щитами, флагами и всевозможными значками.