подсказывает Том.
– Пф-ф! Отношения… Почему нельзя, допустим, сыграть свадьбу с друзьями? Может, я хочу свою жизнь провести с лучшим другом?
– Ты хочешь провести со мной жизнь? – удивляется Том.
– Это просто пример. Я не собираюсь выполнять на тебе супружеские обязанности. Вообще это тупость какая-то.
– Что тупость?
– Что люди имеют право заключить между собой брак, исключительно если они спят друг с другом. Я хочу бегать за девчонками в коротких юбочках, а домой приходить к надёжному человеку, который будет со мной до конца жизни. Я хочу институт дружбы.
– Какой дружбы?
– Ну такой… настоящей. Когда можно болтать всякие глупости. Много глупостей. Это ключевой аспект.
– Институт дружбы, основанный на глупости, – подытоживает Том.
Трой долго молчит, жуёт соломинку, а потом задаётся вопросом:
– Думаешь, Саймон рассказывает ей глупости?
Но Том – одно дело, говорить с ним приятно. Говорить с Саймоном жизненно необходимо. Но Саймон слишком занят, поэтому все их беседы – вымышленные.
– Зачем тебе девушка? Я лучше девушки! – говорит Трой вымышленному Саймону.
– Чем? – интересуется тот.
– Я знаю, что ты – не совершенство, знаю всех твоих этих тараканов в голове, штучки-дрючки. Я всё равно тебя люблю.
– И что, ты медаль за это хочешь?
Иными словами, воображаемый Саймон такой же мудак, как настоящий.
А у настоящего Саймона появилась эта дурацкая привычка пялиться исподтишка и молчать. Он глазеет на огромный значок Тома с надписью «Лучший друг Троя» и молчит. Разглядывает опухшую физиономию Гордона и не говорит ни слова.
– Вот не начинай, ты сам сказал, что мне надо чаще выбираться из студии, – сипит Трой.
– Я не начинаю, – голос у него ровный, как у электронного прибора для считывания текста.
Вообще, «начинать» – прерогатива Ральфа, но Ральф улыбается и сюсюкается с мобильником. Начинает Робби, но Трой не слушает. Долго не слушает о том, что «солист должен» и «солист не должен», а потом взрывается:
– Мать твою, Робби, так нравится читать лекции – иди училкой работай!
И дверью удаётся хлопнуть эффектно, типа дива покинула здание. Чтобы знали все. Но его хватает ровно на десять минут, прежде чем кинуться обратно с извинениями. Робби оторопело выслушивает тираду длиной в три его «лекции», пестрящую «прости-извини» и «я был неправ», «ты хороший», и думает, что ещё никто перед ним не извинялся так страстно, как этот осипший мальчишка, у которого аж испарина на лбу от усердия выступила.
– Парень, ты бы лучше голос поберёг, – предлагает он. – Я знаешь сколько повидал всяких долбоёбов? Но ты мне не груби, лады? Ты не долбоёб.
– Я не «парень»! – не выдерживает он. – Я – Трой Гордон!
– Ладно, Трой Гордон, – соглашается Робби. – Понял, принял.
«Пользуйтесь выходными», – сказал Робби. И они пользуются. Как умеют, так и пользуются.
– Закуси канапинкой, – Том смеётся над бурной реакцией Лучшего