больше, чем лицо, – но я почувствовал, что на это утверждение полагаться нельзя.
– Я бы хотел задать мистеру Харвеллу вопрос, – вызвался один из присяжных, который до сих пор не подавал голоса. – Теперь мы имеем подробный отчет о том, как был найден убитый. Но убийства не совершаются без мотива. Известно ли господину секретарю о каких-либо тайных врагах мистера Ливенворта?
– Нет.
– Все в доме были с ним в хороших отношениях?
– Да, сэр, – с чуть заметной дрожью несогласия в голосе.
– И не было даже намека на размолвку между мистером Ливенвортом и кем-либо из домочадцев?
– Я не готов утверждать это, – ответил мистер Харвелл с несчастным выражением. – Намек – очень тонкая материя. Возможно, пролегла какая-то тень…
– Между мистером Ливенвортом и кем?
Долгое неуверенное молчание.
– Одной из его племянниц, сэр.
– Которой?
Голова секретаря снова вызывающе вздернулась.
– Мисс Элеонорой.
– Как давно вы заметили эту тень?
– Не могу сказать.
– Причина вам известна?
– Нет.
– И насколько сильным было это чувство?
– Не могу сказать.
– Вы вскрываете адресованные мистеру Ливенворту письма?
– Да.
– В последнее время в его корреспонденции вам не попадалась ничего, что могло бы пролить свет на это происшествие?
Казалось, секретарь никогда не ответит. Он просто задумался над ответом, или этот человек окаменел?
– Мистер Харвелл, вы услышали вопрос присяжного? – осведомился коронер.
– Да, сэр. Я думал.
– Хорошо. Теперь отвечайте.
– Сэр, – сказал секретарь, повернувшись к присяжному и глядя ему прямо в глаза. Этим движением он открыл мне свою левую, неприкрытую руку. – Последние две недели я вскрывал письма мистера Ливенворта, как обычно, и не помню ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к этой трагедии.
Этот человек лгал, я мгновенно это понял. Сначала его кисть остановилась в нерешительности, потом, когда он принял решение солгать, крепко сжалась. Мне этого было достаточно.
– Мистер Харвелл, раз вы так говорите, разумеется, так оно и есть, – сказал коронер, – и все же корреспонденцию мистера Ливенворта придется проверить на этот предмет.
– Конечно, – беззаботно ответил тот. – Так будет лучше.
Этим замечанием допрос мистера Харвелла на время закончился. Когда он садился, я отметил про себя четыре вещи.
То, что по какой-то неизвестной причине он имел подозрение, в чем не хотел признаваться даже самому себе.
То, что в этом деле каким-то образом замешана женщина, на что указывали услышанные им на лестнице шелест и шаги.
То, что в дом пришло письмо, отыскав которое, можно пролить свет на это дело.
И то, что имя Элеоноры Ливенворт слетало с его уст с трудом, – этот явно невозмутимый человек проявлял нечто сходное с чувством всякий