кошельке, протянула монету.
– Алле! Алле! – послышалось в трубке.
Грише очень не хотелось отвечать.
– Алле! Опять чертовщина какая-то!
– Павла Антоновича, пожалуйста, – попросил Гриша.
– Так и говорите!
Трубку взял Павел Антонович.
– С вами сейчас будет говорить Марина.
Гриша услышал, как Павел Антонович объяснил жене:
– Это не чертовщина, это мой старинный приятель.
Дальше уже обошлось без Гриши. Марина вела беседу, а он ходил вокруг будки, защищался зонтиком от ветра и дождя и думал, как было бы хорошо, если бы жена Павла Антоновича все узнала. «А что все? – вдруг сообразил Гриша. – Они что? Любовники? Со стариком! А он – с машиной!» В глазах потемнело от ревности. «Ну и пусть! Пусть будет, как она хочет! А я отойду в сторону или буду страдать. Все равно я ее люблю… Или не люблю? Как я могу любить падшую женщину? А что у нее было с Сазонтьевым? А с Лукичом? А может, еще с кем? Как она после всего этого может мне нравиться? Что же это за чувство такое? Почему же оно не пропадает, а мучает и мучает?!»
– Гриша!
Гриша обернулся. Марина улыбалась. Она подошла к нему, ткнула пальчиком в нос и взяла под руку.
– Гришечка! Какое счастье! Павел Антонович отдает пальто мне!
– Бесплатно?!
– Да! По госцене!
Гриша улыбнулся и продумал: «А может, ничего и не было? Может ведь женщина иметь с мужчиной чисто деловые контакты?»
Московский гроссмейстер приехал в середине декабря. В клубе вывесили программу: блиц, сеанс, лекция. Под это дело в буфет завезли шампанское, сухое вино, коньяк и то, что шахматисты с приличным рейтингом не пьют при всех.
Гроссмейстер был черноволос, с густою тоже черною бородой. Лекция Грише понравилась. Гроссмейстер сразу сказал, что перед ним сидят профессионалы, и учить шахматам некого, поэтому он начал с личной жизни чемпиона мира. Потом рассказал о личной жизни экс-чемпионов, потом – претендентов. Гриша сначала записывал, кто чья жена и сколько кто зарабатывает, но скоро сбился и стал слушать так.
После лекции шахматисты задавали вопросы. Гриша тоже спросил, почему гроссмейстер два года назад на турнире в Бамако не принял жертвы ферзя в английском начале.
От блица гроссмейстер отказался, сразу перешли к сеансу. Гриша сидел на двадцать второй доске. Гроссмейстер первые пять ходов сделал быстро, почти бегом. Потом стал останавливаться у некоторых досок, думать… Ходов через двадцать некоторые сдались. Гриша успокоился – вылетел не первым. А на тридцать третьем он вдруг увидел, что через три хода может выиграть ладью.
Гриша сглотнул, украдкой посмотрел по сторонам. Хотелось взять доску, унести куда-нибудь в укромное место вместе с позицией. Гриша осторожно выдохнул, чтобы не спугнуть шахматное счастье, еще раз проверил вариант. Ну конечно же, если конем на е7, то ладья у гроссмейстера летит! Много бы сейчас Гриша дал, чтобы в зале появилась Марина…
Сидевший за две доски Сазонтьев громко сказал:
– Сдаюсь! Поздравляю!
В другой