седьмой.
– Сам каким-нибудь творчеством займешься! – продолжал он. – Там же атмосфера, художнический дух!
– Какой дух?
– Художнический! Как войдешь, вдохнешь запаха кулис, так сразу хочется чего-нибудь написать… Ты стихи не пишешь? – Леня сердито подступил к Сомову. – Пишешь?
– Не умею, – ответил Сомов.
– Пиши тогда прозу! Прозу все умеют…
– Как это? – удивился Сомов.
Леня внимательно посмотрел Сомову в глаза, проговорил в задумчивости:
– Мда… Ну какой-нибудь талант-то в тебе есть?
Сомов задумался, перебирая в уме свои таланты. Все они казались незначительными.
– Ну ничего, – утешил Леня, – устроишься в наш дом культуры, талант найдешь… А денежки будут: кап, кап, кап…
– Рисовать можно, – проговорил Сомов.
– Во! Ты как любишь? Маслом? – Леня облизнулся.
– Я – для себя.
– Самодеятельность, что ли? – Леня снова насупился. – Рисовать надо с толком. Выходить на профессиональный уровень. Сейчас никто ничего просто так не делает. Или хочешь до старости тротуары мести?
При чем здесь тротуары, Сомов не понял, но на всякий случай ответил:
– Не хочу.
– Вот! Тогда устраивайся, будешь доволен.
Сам Леня один раз в неделю вел в доме культуры поэтическую студию «Перевал». Единственное, что ему мешало в нынешней работе – устаревшее название. Теперь он добивался переименования ее в «Перелом».
По образованию Сомов был инженером. Теперь все так говорят – по образованию, и никто не говорит – по профессии. Сомов был с этим согласен, потому что инженером по профессии не стал даже после трех лет работы в закрытом конструкторском бюро. Закрытым оно называлось, по-видимому, оттого, что попасть туда можно было лишь через две вахты, а устроиться на работу – только через знакомых. Сомова устраивала двоюродная сестра. Характер деятельности сотрудников там тоже был закрытым. В чем смысл его собственной работы, Сомов за все три года так и не понял. Должность называлась инженер-сметчик, а из запомнившегося осталась бесконечная колонка цифр, которые нужно было сложить, и результат под жирной чертой, который никогда не совпадал с необходимой цифрой. Сомов хорошо сознавал свою сомнительную ценность для бюро, поэтому очень удивился, когда сотрудники всполошились, узнав, что он уходит. Видимо, закрытым бюро называлось еще и потому, что просто так из него никто не уходил. Зарплата, коллектив и работа считались здесь интересными. А еще удивил начальник. Три года он не замечал Сомова, даже не здоровался, а тут вдруг вызвал, стал расспрашивать, предложил десять рублей к окладу. Сомов вежливо отказался и почувствовал себя солидным человеком, что так необходимо в двадцать четыре года.
– Ну что ж, – сказал начальник, – если надумаете, возвращайтесь двигать науку к нам. Нам нужны крепкие молодые ребята.
Начальник, видимо, считал, что без физической силы науку двигать трудно. Они пожали друг другу руки, и Сомов подумал про него: «Хороший мужик».
Дома Сомов