гнездо кукушонку, шевелилось и обустраивалось малоприятное чувство: будто он никогда не станет по-настоящему нужен ни единой живой душе на всём белом свете. Ответно рождавшийся в нём протест пока не представлялось возможным выразить ни в ярких звуках, ни в заметных движениях, ни тем более в поступках самозабвенно-героического или ещё какого-нибудь кардинального порядка.
Что оставалось делать, куда двигаться дальше? Между раздумьями Тормоз решил немного поправить своё материальное положение. Для чего долго гонялся за прохожими москвичами по Тверской улице с кирпичом в руке. На все предложения купить упомянутый стройматериал прохожие граждане, конечно, отдавали бешеному «генералу» деньги, но от самой вещи наотрез отказывались. Это было удобно, и кирпич снова шёл в незамедлительный оборот.
Когда денег показалось достаточно, Тормоз покинул Тверскую и некоторое время продолжал двигаться, не разбирая пути, а затем остановился посреди негостеприимной Москвы на незнакомой улице. Задрав голову, он посмотрел вверх. И понял, что небоскрёбы, слегка накренившись макушками, наблюдают за ним жёлтыми глазами окон, с недоброжелательным любопытством ожидая его переутомления и погибели или окончательного сумасшествия на почве нервной жизни. Тормозу стало страшно, и он подумал: «Пора домой».
Сразу после этой его мысли на столицу стал опускаться туман, слоистый и прогорклый. Тормоз знал: знаки природы всегда говорят правду, отвергая или одобряя человеческие поступки, только далеко не каждый раз умел разгадать их удовлетворительным образом. Он надеялся, что сейчас туман выведет его правильным курсом, потому решительно направился вперёд сквозь слабопроглядную мутность окружающей среды – и не ошибся: ноги сами собой дошагали до железнодорожных путей. Которые, как известно из народных прибауток, способны довести даже до Киева, не говоря уж о гораздо более простой, исконно русской местности Северного Кавказа, с рекой Кубанью и широкими полями выгоревшей стерни по всем её берегам… Правда, до самой Кубани Тормоз не добрался. Ему удалось доехать товарным поездом до Ростова-на-Дону, оттуда – автобусом – до станицы Петербургской (он не выбирал, так само собой сложилось).
В этом месте Тормоз сошёл на твёрдую почву и наконец избавился от кирпича, зашвырнув стройматериал в первое попавшееся окно. После чего явился к начальнику местной типографии Корецкому на предмет опубликования секретного досье. Тормоз устал претендовать на орден и теперь хотел только голых денег. За которые всё равно можно купить на барахолке любую награду у оголодавших ветеранов. Начальник типографии подписал с ним договор на издание компромата отдельной брошюрой и выплатил аванс.
Через несколько минут незнакомца в генеральской форме уже можно было увидеть подле продовольственного ларька на автостанции дерущимся с местными старухами в очереди за шоколадными конфетами с ликёром.
***
Корецкий