земноводных в озеро Карасун, дабы всех уничтожить.
Тут и началась диверсия, потому как городская канализация и стоки нефтепродуктов оказались живительными для крокодилов. Которые теперь росли и стремительно размножались, иногда прямо на проезжей части, а то ещё хватали за колёса трамваи и троллейбусы – и пытались стащить их в тёмные воды Карасуна. Ещё большей подлостью со стороны кладовщиков мясокомбината оказалось списывать разворованную колбасу за счёт животных, злую волю коих отныне Куражоблов инкриминировал гражданке Грыже, которая третьи сутки не могла от него откупиться… Сегодня ради истерики она запустила капитану в голову массивной железной пепельницей, но вместо него попала в дверь, открыв которую, Скрыбочкин подставил под удар свою переносицу…
Полковник был уже почти без сознания от злости, когда увидел появившегося с протянутым досье Корецкого. Без лишней словесности Скрыбочкин выхватил у того из рук папку с компрометирующими бумагами и зашвырнул её в ящик стола. А затем, повалив начальника типографии на пол, принялся разбивать об его голову свои пыльные туфли.
Через несколько минут посетитель уже выдавал имена членов своей подпольной ячейки… Хотя поначалу Скрыбочкин даже не подразумевал требовать ничего подобного; но это его немного успокоило.
В результате Корецкий получил короткий отдых в одиночной камере.
***
За окном густела темнота, делая наружный мир до такой степени похожим на беспробудную болотную хлябь, что выходить в него не хотелось. Тем более что дома никто, кроме жены и тёщи, полковника не ждал.
Впрочем, служебный кабинет Скрыбочкина тоже вряд ли кто-нибудь назвал бы привлекательным и тем более уютным, ибо тот был под стать своему хозяину: пыльный, заваленный порожними бутылками из-под спиртного, затянутый по углам паутиной (уборщица заходить сюда боялась, а полковник не настаивал, поскольку не утруждался загружать голову пустяками). Так или иначе, другого места для ежедневного времяпрепровождения и мыслительных процессов у него не имелось. Оттого и сегодня он намеревался задержаться здесь допоздна, коротая одинокий досуг чтением мужских журналов, разгадыванием сканвордов и метанием дротиков в дверцы одёжного шкафа.
Вспомнив о полученном от Корецкого досье, Скрыбочкин вынул его из ящика стола, полистал, пробегая по страницам рассеянным взглядом – и укрыл в прежнем сейфе. Затем побродил по кабинету, спел несколько бодрых песен военного времени и на ходу утолил жажду стаканом «Рябины на коньяке». Уселся в своё крутящееся кресло, откинулся на мягкую спинку и, забросив ноги на стол, принялся переваривать в уме разнолико переплетённые события очередного рабочего дня – как ему казалось, благополучно завершившегося.
Однако тут снова явился неугомонный Парахин, по обыкновению скучавший по ночам. И они – для будущего фильма – занялись кастингом среди заключённых,