продолжал охранник, которого мы прозвали Товарищ Одышка. – Я хочу на тебе жениться! Что скажешь?
Все трое давились от смеха. Только четырем заключенным было не смешно.
– А ты, Катя, что скажешь? Зейтуна красивее тебя?
Я ничего не ответила. Глазами свои чувства тоже не показала, иначе над ней издевались бы еще больше, чтобы помучить и меня.
Молчание затянулось, и охранники решили уйти.
– Ты красавица! – сказал Товарищ Одышка Зейтуне, треснул ее журналом по голове, и нас наконец-то оставили в покое.
Я не знаю, что случилось с Зейтуной. Не знаю названия ее болезни. Но она, можно сказать, потеряла саму себя. Ее тело здесь, а сознание как будто отправилось в кругосветное путешествие. О ней так все и говорят:
– Ее разум ушел.
У нее сохранились инстинкты. Она ходит в туалет, в состоянии попросить поесть, я видела, как она плачет. Моется Зейтуна тоже самостоятельно. Видимо, у нее уцелели какие-то обрывки воспоминаний о жизни и работе в арабском доме, потому что она порой долго и затейливо занимается уборкой и постоянно предлагает всем чай и кофе. В остальном она впала в детство. Не понимает, где находится, и не помнит, что с ней случилось. Не может назвать имена своих родителей, иногда забывает, кто она такая, и спрашивает нас об этом. Ей нужен доктор, а не тюрьма.
Мари и я понимаем Зейтуну без слов. По выражению ее лица мы видим, когда она хочет пить и есть. Мари постоянно заботится о больной. Следит, чтобы та не ходила в туалет без тапочек, ела ложкой, а не рукой, подтирает ей слюни.
Я никогда не забуду, как в первый день моего пребывания здесь, когда охранники издевались надо мной, девушки, полные своего горя, молчали, а Зейтуна положила мне руку на плечо и грустно сказала:
– Не плачь…
Я тогда подумала: «Неужели в моем сегодняшнем мире могут сочувствовать только сумасшедшие?»
Наши охранники едят три-четыре раза в день, а мы – один раз. Мари делает им салат и моет за ними посуду. Сегодня после них осталось немного овощей, и Кристина, сидя на корточках и склонившись над тазиком, жадно их доедала. Здесь нас кормят хлебом и либо бургулем, либо рисом. Овощей в рационе заключенных нет, поэтому доктор гуманитарных наук подъедает за необразованными полицейскими.
В этом мире все наоборот. Мари сидит здесь, потому что ее обокрала хозяйка, на которую девушка работала пять лет. Хозяйку звали Муна Битар, большую часть времени она проживала в Халебе7, ее дети учились в Лондоне, а за последние два года эта мадам не доплатила Мари пару тысяч долларов. И вот теперь у девушки нет денег даже на билет домой. Четыре месяца назад она пришла в полицию, чтобы подать заявление на свою хозяйку, и попала в тюрьму. Через неделю заточения один из охранников сказал ей с издевкой (по-другому они просто не умеют), что ее заявление не дошло и никогда не дойдет до суда, так как у мадам Битар большие связи. Вот поэтому Мари в тюрьме, где ее заставляют стирать чужие носки, а ее хозяйка в это время пьет кофе на свободе.
***
Я вдруг перестала есть. Это странно.