я вам точно не собираюсь!
Ствол затрясся, и нога Пришлого чуть поехала.
У кедра спилили четверть. «Есть силы, что скованы разумом», – чужак вдруг вспомнил, как поднял в воздух свою песчаную копию. Она витала, она жила, она подчинялась его воле и была готова расшириться. Но прилёт Духа ему помешал. «Попытка не пытка», – Пришлый сосредоточенно вскинул руку и понадеялся на свой разум. Сам не понимая, чего он хочет, он растопырил пальцы и дрожащей ладонью указал на ветку соседнего кедра – она была толще, массивней и тяжелее. Идеальная дубинка для того, чтобы хлопнуть кому-нибудь по макушке или попортить хребет. «Кем ищейки предстали теперь?» – и, предполагая, что ответ ему не понравится, он заручился оружием на медведя или носорога, или, чем чёрт ни шутит, слона.
Он сжал веки, думая, что таким образом подсобит дрожащей ладони. Сам себе герой, сам себе спасательный круг, сам себе небожитель. Чужак питал волю инстинктами. А точнее, одним инстинктом – выживания. А такой инстинкт слабо вяжется с монструозной невиданной мощью. Её питает уверенность, знание прошлого, осязаемость домашних корней. Но ни того, ни другого, ни третьего, он, конечно же, не имел. Делая вид, что ты направляешь разум, ты его не направишь, и чужак, признав, что обманывает самого себя, вскоре опустил ладонь. Силы мысли пока закрыты. И, схватившись крепче, он понадеялся на ту силу, что сокрыта в мышцах.
А меж тем кедр спилили наполовину. Ствол тряхануло, и нога Пришлого соскользнула целиком. Он ударился о толстую ветку, заехал ею в промежность, а после этого полетел вниз. Верхушка кедра дрогнула, качнулась, как струна, и выровнялась.
А Пришлый помчал. Помчал вслед щепкам тысячелетнего дерева, не зная, куда это его приведёт – на землю или же сразу в чью-то пасть.
Сперва спину приласкала хвоя. Ветки, что встречались ему на пути, замедляли полёт и разворачивали на пол-оборота. Он получал в шею удары от шишек, от их чешуек и от своих же грязных ногтей. Расцарапав порезы до крови, чешуйки впились в кожу и полетели вместе с ним. Он сжал веки. Вновь. Иголки, метившие в глаза, вынудили его повториться.
Странно… не было грозного рыка. Ищейки молчали. По всем законам, они должны были распугивать птиц – выть, лаять и рявкать, – но пока им и не то чтобы удавалось напугать какую-нибудь мимо летящую жужелицу.
Пришлый с недоумением осмотрелся по сторонам. Он ощутил, как новая хвойная ветка приласкала его и развернула наполовину. Теперь он видел место падения, и его недоумение лишь возросло. Внизу прыгала белка – совсем одна, – без оравы клыкастых чудовищ. Она тихонько отпрыгивала от тени, которую отбрасывал Пришлый. Та росла столь же стремительно, как и его очевидное недоумение, поэтому белка начала отскакивать с ещё большей прытью.
Вселенец встретился с веткой, последней на пути, и приземлился на землю лицом. Из носа брызнула кровь.
– Кажется, я его поломал…, – застонал чужак и развернулся на спину.
– Вставай,