наступает нам на ноги. Это в порядке вещей. Я не люблю всякие там «муси-пуси», и меня уже не переделаешь!».
Амаранта прилагала большие усилия к тому, чтобы угодить мужу, подстраивая под него свои, устоявшиеся за долгие годы самостоятельной жизни, привычки.
Она готовила овощной суп, согласуясь с его диетическим питанием, она латала его носки, она сама покрасила веранду. Муж сказал, что от запаха нитрокраски его тошнит. А кого не тошнит? Амаранте после покраски казалось, что у неё не лёгкие, а баллоны с ядовитыми испарениями.
Вечерами, совершенно выбившись из сил, она отказывалась в пользу мужа от любимых передач по каналу «Культура» и смотрела, клевая носом, его милицейские или бандитские сериалы.
«Мы не говорим «спасибо» слону за то, что он не наступает нам на ноги. Это в порядке вещей». Неужели за весь этот долгий день, когда она сама нашла кучу поводов, чтобы похвалить его и сказать ему ласковые слова – неужели за весь этот день она не заслужила хоть слово благодарности? Амаранта полежала еще немного, прислушиваясь к громкому храпу за спиной, и попробовала встать, стараясь не шуметь. Она думала, что свыклась уже с этими ночными раскатистыми руладами. Но прошлая ночь казалась почему-то особенно невыносимо тоскливой. Амаранте хотелось завыть от безысходности. От осознания того, что так будет всегда. И ничего другого. Никогда…
Знакомые, как свои пять пальцев, шаткие половицы как будто были с ней в сговоре – ни одна из них не скрипнула, не выдала Амаранту. У застекленной двери в коридор Амаранта остановилась, снова вслушиваясь в дыхание мужа, и почувствовала на себе чей-то взгляд.
Лунный свет, проникший в комнату сквозь щель между шторами, осветил внимательные пытливые глаза, как будто вопрошавшие – Кто ты? Зачем живёшь? Бледная луна, отблески лунной дорожки на чёрных смолистых волнах и белая ночная бабочка на плече. Амаранта отвела глаза от взгляда девушки с портрета, висящего на стене, и бесшумно повернула дверную ручку.
Проходя на кухню, Амаранта заглянула к Стаське в «китайский фонарик». Знакомая картина – ступить негде – такой стоит тарарам. Вещи разбросаны на полу, а книжные полки, занимающие две противоположные стены до самого потолка, покрыты толстым слоем слежавшейся пыли. Стась в отключке, свернувшись клубочком, у невыключенного компьютера. В ногах в такой же позе спит кошка Шарманка. Со Стаськой Шарманка не расставалась ни днём, ни ночью.
По двадцати раз на дню чадо стискивало Шарманку в своих объятиях, изливало на неё потоки комплиментов, зажимало ей лапки, если кошка пыталась вырваться. И, наконец, поняв всю тщетность усилий, Шарманка затихала на коленях чада и громко урчала, пока её спаситель, обожатель и мучитель почёсывал ей шею и живот.
Спасителем ребёнок был в буквальном смысле. Однажды, пасмурным днём близь своего студенческого общежития чадо увидело такую картину. Потерявший от голода и отчаяния всякое желание жить маленький котёнок-замухрышка, каким тогда была Шарманка, упрямо шёл на трамвайные рельсы. Чадо погладило,