степени.
– Что именно?.. Вы в портрете кого-то узнали?
– С известной долей допуска. Но могу ошибаться.
– Кого? – Миронов не сводил с нее внимательного взгляда.
– Возможно, мадемуазель Бессмертную. Но, повторяю, весьма условно.
– Она часто пользуется кисеей?
– Я этого не замечала.
Мирон Яковлевич положил рисунок на стол.
– Нам, мадам, крайне важно установить личность этой особы. Поэтому повнимательней присмотритесь к госпоже артистке.
– Уж куда внимательнее! – обиделась Гуральник. – Я, Мирон Яковлевич, зря свой хлеб не кушаю. Я его отрабатываю!
– Простите, если я вас обидел.
– Прощаю, но впредь будьте осмотрительнее в словах! – Она поднялась и, не попрощавшись, покинула кабинет.
Сонька как раз обслуживала двух бородатых вольнопоселенцев, наливая квас в бутыли и тут же быстро суя под полы их засаленных тулупов поллитровки с самогоном, когда открылась дверь и вместе с облаком холодного пара в лавку просунулась синяя от холода физиономия Михеля.
– Закрой сейчас же дверь! – закричала на него воровка. – И не смей сюда соваться!
– Холодно, мама, – промычал тот, толкаясь на пороге.
– Сгинь, сказала!
– Чего ты его гонишь, Сонь? – вмешался один из вольнопоселенцев, засовывая самогон поглубже под тулуп. – Пусть отогреется. Человек как-никак.
– Убивец, а не человек! Пошел отсюда, сказала!
– Мама, холодно, – снова попросился Михель.
– Сонь… – подал голос второй поселенец. – Он же все время возле твоей лавки крутится. Будто привязанный.
Воровка, выпроводив мужиков, тут же втащила Михеля в лавку.
– Я сказала, не шастай попусту сюда! Сама приду, когда надо.
– Соскучился.
– Соскучился он… – проворчала Сонька, отряхнула снег с его лохмотьев. – Озяб небось?
Михель мотнул головой, прошепелявил:
– Озяб.
– А то не озябнешь. Одежка вон какая. Проходи к печке, – усадила его на лавку. – Может, прикуплю чего-нибудь потеплее?
– Не надо. Потерплю.
– А как заболеешь?
– Столько лет не болел, а уж теперь тем более продержусь, – улыбнулся беззубым ртом Михель.
Сонька налила из чайника в жестяную кружку горячего чая.
– Согрейся.
– Дочка у начальника?
– А то где ж?.. Она ведь у него теперь вроде горничной.
– Это нехорошо.
– Хорошего мало, – согласилась Сонька.
Михель отставил пустую кружку, тяжелым взглядом посмотрел на женщину.
– Пусть уйдет от него.
– Куда?.. Лес валить?
– Пусть даже лес… Перед людьми стыдно!
– Перед какими людьми?
– Перед всеми!.. Знаешь, чего в поселке говорят?
– Ну и чего говорят?
– Разное!.. Что наша дочка – подстилка!
Воровка поднялась, глаза ее горели гневом.
– Это кто