пупырчатым соскам, венчавшим маленькие нежные грудки, ещё удаётся где-то прятаться. Разрез был таким острым и глубоким, что я подумал: при необходимости им вполне можно будет вскрыть себе вены или, как минимум, выколоть глаза.
Мария опустилась на круглый стул подле рояля, и её длинные точеные пальцы из слоновой кости с обманчиво хрупким изяществом коснулись чёрно-былых клавиш….
С первых звуков для меня началась настоящая пытка, и не было никаких сомнений, что вынести самое суровое телесное наказание гораздо предпочтительнее, чем эту музыкальную муку. Я горько пожалел, что не захватил беруши, вспомнив, как видел их на тумбочке возле кровати. Мой блуждающий в нервном нетерпении взгляд как на грех увидел директора, который демонстративно заткнул себе оба слуховых канала такими препонами. Ловьяди сочувственно улыбнулся, сделав определённый пасс руками, точно хотел добавить: «Ну я же Вам говорил, любезный, что будет концерт, надо было подготовиться. Надеюсь, Вы же не будете ходить и на свои собственные уроки таким неподготовленным»?
Тем временем параноидальные симфонии плавно сменяли друг друга, приводя всех, кроме меня и директора, в совершеннейший экстаз. Волшебные руки Марии Солини не просто играли, они танцевали балет на клавишах, то мягко кружа, то резко подпрыгивая вверх, чтобы потом камнем броситься вниз и вместе с рождением демонического звука заодно открыть в человеческом сердце бездну, которую никогда и ничем уже нельзя будет заполнить. Разве что ненадолго, и то самым сладким пороком….
Постепенно воля моя слабела, и не знаю, смог ли бы я вообще когда-нибудь вынести это страдание, не будь даже самый лучший музыкант заключён в слабую мерцающую оболочку, вынужденную в один прекрасный момент остановиться.
Когда ужасные звуки стихли и наступила долгожданная тишина, из всех присутствующих аплодировал только директор, остальные слушатели, в полной мере вкусившие древнего безумия, напротив, вытянув шеи вперёд, осклабили свои хищные рты, по краям которых, и это было очень хорошо заметно, текла похотливая слюна.
Солистка, выйдя из-за инструмента, почтительно поклонилась, тут же возбудив в публике что-то вроде глухого рычания. Клокотавший, как зверь, основной инстинкт, обнаруживший в себе силу и ярость, требовал теперь малейшего повода, чтобы сорваться с поводка и вонзить свои острые клыки в несчастную жертву. Поклон как будто обозначился командой «ключ на старт», и в таком положении любое следующее действие неизбежно становилось роковым.
– Замри на месте, – одними губами шептал я оказавшейся в центре внимания исполнительнице, – не двигайся.
Мои потные ладони нащупали в боковом кармане пиджака холодную рукоять пистолета. Усыпив мою бдительность, Ловьяди каким-то образом удалось подбросить оружие, и в сложившихся обстоятельствах я уже не мог отступить, ибо встать на защиту невинной жертвы – есть моё жизненное кредо. Я не позволю этим чёрным хищникам растерзать её.
В это самое мгновение Мария распрямила