я не пропускала ни разу в жизни, но поняла: сегодня, похоже, придется.
– Значит, спиливайте со мной! – завопила я. У меня появилась идея. Они не посмеют, если мы все сюда залезем. Тогда-то они послушают! Я позвала одноклассников: – Эй, ребята! Залезайте! Они его не спилят вместе со всеми нами! Марсия! Тони! Брайс! Ребята, давайте! Мы им этого не позволим!
Но они так и стояли, уставившись на меня. Автобус уже проезжал соседний квартал.
– Ну же! Ребята! Не обязательно залезать так высоко, можно совсем чуть-чуть. Пожалуйста!
Показался автобус. Он остановился около грузовиков, и когда двери открылись, мои одноклассники один за другим скрылись в нем.
Дальше я все помню смутно. Вроде под деревом собрались соседи и полицейские с громкоговорителями. Приехали пожарные и какой-то мужчина, кричавший, что это его чертово дерево и лучше бы мне, наконец, слезть. Кто-то привел мою маму. Она плакала, умоляла и вообще вела себя нерассудительно, но я не слезала. Ни за что.
Примчался папа. Он выскочил из пикапа, поговорил с мамой, а потом попросил поднять его ко мне на подъемнике. Вскоре все закончилось. Я плакала и пыталась заставить его оглядеть с высоты окрестности, но он отказался. Он твердил, что никакой вид не стоит безопасности его девочки. Он спустил меня и увел домой, но я не могла там оставаться. Ведь даже там я слышала звука вгрызающихся в ствол моего платана бензопил. Тогда папа взял меня на работу, и пока он клал стену, я плакала в его машине.
Я плакала две недели кряду. Я, конечно, ходила в школу и старалась изо всех сил, но на автобусе ездить перестала, пересела на велосипед. Так получалось дольше, но это был путь в объезд Колльер-стрит. Я не хотела видеть кучку щепок, оставшуюся от самого прекрасного в мире платана.
Однажды вечером я сидела в комнате. Вошел папа, пряча что-то под куском ткани. Я догадалась, что это картина – он всегда так перевозит их на выставки. Он сел, поставил ее на пол и вдруг признался:
– Мне тоже нравилось это дерево. Я его заметил еще до того, как ты мне о нем сказала.
– Пап, все хорошо. Я забуду о нем.
– Нет, Джулианна, не забудешь.
На моих глазах выступили слезы, но я прошептала:
– Это просто дерево…
– Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты себя в этом убеждала. Мы с тобой оба знаем, что это неправда.
– Но папа…
– Послушай меня, хорошо? – Он глубоко вдохнул. – Я хочу, чтобы ты сохранила память о нем. Чтобы ты запомнила, как чувствовала себя наверху. – Он немного замешкался, а потом вручил мне картину: – Я нарисовал ее для тебя.
Я сняла ткань и увидела… свое дерево. Мой прекрасный, величественный платан. Папа нарисовал лучи рассветного солнца, пробивающиеся сквозь ветви. Я словно почувствовала, как дует ветерок. Высоко на дереве сидела девочка с покрасневшим от ветра лицом и глядела вдаль. Радостная. Окутанная волшебством.
– Джулианна, не плачь. Я хочу помочь, а не расстроить тебя.
Я вытерла слезы, громко всхлипнула и наконец сказала:
– Спасибо, папочка… Спасибо.
Я повесила картину напротив кровати.